замечательное свойство «Холопа» — умеренная политическая фронда, умело закамуфлированная под дуракаваляние. Если коротко резюмировать содержание фильма, то оно сводится к одному тезису: крепостное право — важнейшая скрепа российской империи в любую эпоху. Формально крепостного можно освободить (в картине есть смешная и злая коллизия с дарованием «вольной» конюху), но, по сути, мы все привычны к рабству и без большого труда переобуваемся из барина в холопа — или из вертухая в терпилу, кому как. И так ли это плохо — быть чужой вещью, особенно если хозяин хороший? В конечном счете, впрочем, фильм прославляет свободу — это так же неизбежно, как обязательный для комедии хэппи-энд. Невольно, но показательно «Холоп» оказывается оппонентом и противоположностью верноподданнического «Союза спасения», причем не только в новогоднем прокате, но и в идейном поле.
если вы занимаетесь политикой, вас
могут вывезти на Новую землю спецрейсом. Другая сторона истории заключается в том, что этот косплей имперской и неосоветской политики в отношении инакомыслящих представляет собой ревизию тех инструментов, которые находятся в руках государства и используются для подавления гражданской активности. Стандартным инструментом тут является так называемый российский суд, но если судить человека не за что, можно обвинить его сектантом, извращенцем, уклонистом от армии или сумасшедшим. Похищение Шаведдинова в этом смысле стоит в одном ряду с советскими практиками психиатрии: это вспомогательное средство политического контроля, которое легализуется через институты 'науки' или 'службы родине'. Наконец, высылка на Новую землю - кто-то справедливо заметил, что это фактически внелегальное возвращение института политической ссылки при его формальном отсутствии - является чрезвычайно прямолинейной иллюстрацией к идеям политической философии от Карла Шмитта к Агамбену: граждане России рассматриваются как тела, нуждающиеся в покорении и исправлении поверх любых политических институтов. Новая земля, где ограничена гражданская связь и нет гражданского транспорта, - это идеальный концлагерь, из которого нельзя выбраться до тех пор, пока и если начальник лагеря не решит за тебя, что пора выходить.
Так что же, декабристы — хорошие или плохие?
Друг многих декабристов Петр Вяземский писал весной 1826 года другому поэту Василию Жуковскому: «…выход на Сенатскую площадь — естественная реакция людей, которых власти стремятся довести до судорог. И если судить декабристов, то перед тем же судом в роли обвиняемого должно предстать и самодержавие».
Наглой и показательной, как это
теперь у них принято, ссылкой Руслана Шаведдинова на Новую Землю власть признает два неприятных для себя факта. Во-первых, армия в России остается аналогом тюрьмы, несмотря на весь ребрендинг и сердюковские реформы, и это должно быть довольно-таки унизительно для самих армейских начальников. И во-вторых, невзирая на все фанфары и мегапроекты, Арктика является территорией репрессии, как и во времена ГУЛАГа: в России человека наказывают пространством, климатом, удаленностью, неизвестностью -- сам территориальный формат государства является пенитенциарным, человек воспринимает широту пространства не как свободу и фронтир, а как наказание и ссылку. Государство как бы говорит гражданину: веди себя правильно, иначе тебя ждет армия и Арктика, и с точки зрения патриотизма это какой-то провал, потому что и тем, и другим мы по идее должны гордиться.
Считаю нашей общей ключевой ошибкой