Русская жизнь-цитаты-август 2018

— Какое-то время внутри российского общества все бурлило, все выясняли, кто на чьей стороне. Теперь противостоящие стороны все выяснили и спорить больше не о чем. И установилась какая-то зловещая тишина. К 2018 году общество замерло в состоянии тревожного ожидания, которое и отражено в ваших «Фиолетовых лебедях». Мы не знаем, что там случилось, но с первых строчек понимаем, что что-то ужасное, и тем не менее все к этому словно бы оказались готовы. Это постоянная русская готовность к апокалипсису, очень знакомое чувство.

— Да, это тоже есть в воздухе. Я очень рад, если это получилось. Одна моя старая приятельница из Америки говорит, что испытывает такое же чувство. Как будто она может в любой миг проснуться посреди фильма-катастрофы. Она говорит, что такое же чувство было у ее родителей в течение года или менее того в начале 1960-х годов.

— Карибский кризис? А у нас такое чувство было в начале 1980-х. Я хорошо помню, как в детстве в течение года боялся ядерной войны.

— Да-да. И это повторяется именно сейчас.

И эти ветры, вибрации, словно молнии, постоянно напоминают о себе отдаленными раскатами. Такое время.

— Ощущение, что умирает некий великан, собственно. Его имя — Целостная Картина Мира. Он умирает уже давно, и сейчас у него такая фаза активных конвульсий, она сопровождается выбросом имперско-агрессивных или ипохондрически-эротических фантазий

В постсоветской России этот процесс носит агрессивный характер. Имперские содрогания без империи, жестокость по отношению к собственным гражданам, безумные законы, уголовные дела за стихи и лайки, яростная телепропаганда… Это все — агрессия смертельно больного великана. Эти темные вибрации распространяются вокруг и каким-то образом влияют на окружающий мир. Но в мире много и других вибраций. Их трудно классифицировать. Я этим лишь пользуюсь как художник, я лишь доверяюсь собственной интуиции и экзистенции. Я стараюсь поточнее настроить внутреннюю антенну.

Сложность ситуации в том, что вокруг не железный занавес, это уже не советский лагерь, где нет мяса в магазинах, где давятся в очередях, где можно лишь дома с друзьями что-то обсуждать. Везде теперь модные рестораны, магазины, можешь купить «мерседес», сесть и поехать куда-нибудь в Мюнхен, там напиться Weissbier, да? А рядом такое как бы вполне уже заурядное людоедство, избиения, пытки, аресты непонятно за что. Как бы нэп и софт-репрессии в одном лице. И это, конечно, ново для советского и постсоветского человека. И в этом необычность этой ситуации.

— И вот, наконец, триумфальное возвращение вашего «Мартина Алексеевича» из «Нормы» 1985 года как языкового символа насилия — в новом рассказе «Ноготь». Это ведь, в сущности, вещь о том, как насилие возникает из ничего, посреди пира…

— Тоже вещь настроенческая, диктуемая отчасти самим языком. Если «Красная пирамида» — это 1950-е годы, то «Ноготь» — это уже ситуация начала 1980-х, точнее, даже примерно 1982 год.

— Домашняя истерика?..

— На этом и держался совок. Непонятный, необъяснимый взрыв агрессии на пустом месте. Сколько таких сцен я наблюдал в детстве или юности. Это естественно, потому что советская власть воевала прежде всего с человеческим началом. Человек протестовал, сам того не понимая.

Большевизм — это было, собственно, не преступление против человечности, а против Человека вообще, как феномена. Они хотели отменить человека вообще, как хомо сапиенс. И сегодня видно, насколько это была последовательная и дьявольская работа

И у людей сегодня на глазах словно бы мифологическая пленка при взгляде назад. И у меня чисто утопический и, видимо, риторический вопрос, наступит ли такой момент, когда эта пленка спадет и люди, наконец, увидят, что это было. Может, и не увидят никогда, а может, увидят. Дело в том, что в конце 1990-х все-таки не разглядели это прошлое до конца. Потому что не было государственного механизма отслоения от совка. А если этого не было, значит, не появилось дистанции и не смогли посмотреть на это объективно, как на собственную больную ногу. У меня там пальцы поражены чем-то, язвы какие-то, что-то гниет, но это же моя родная нога! Я ее забинтую, намажу мазью Вишневского и бодро пойду с этой ногой в будущее, строить новый мир. Не было такого понимания, что нога ведь поражена гангреной! И если ее не ампутировать сейчас, то она отравит тебя и ты превратишься в зомби.

https://www.kommersant.ru/doc/3706853

Александр Морозов:”Напряженная борьба адвокатов и общественности за перевод под домашний арест невиновных.

На третьем сроке Путина была создана такая законодательная база, которая позволяет любого сделать “виновным”, поэтому человек может рассчитывать только на смягчение меры пресечения до того, как его осудят. А в суде может рассчитывать только на то, что зачтут отбытое под следствием и освободят в зале суда. Но если он не уехал сразу из страны, то он должен ждать повторного возбуждения дела. Выйти из этого колеса никак нельзя, поскольку доказать невиновность невозможно.

https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=10212261778684105&id=1367268883