Русская жизнь-цитаты-апрель 2018

Я вообще не наблюдаю, повторюсь, никакого массового народного, идущего от души, движения. Это не значит, что люди все отрицают и не согласны, пассивно они, у телевизора сидя, может быть и согласны, но это абсолютно не то, о чем говорит Дмитрий, это не то, что для них это прямо стержень из сознания внутренний, просто им этот стержень внедрили извне. И, соответственно, у меня есть вопрос, который можно проверить только практикой: а что будет, если им перестанут каждый вечер говорить о том, что надо так делать? Через сколько этот искусственный стержень растворится полностью, люди махнут рукой и скажут: ладно, нет и нет?

Мой тезис строится на одном: нельзя подменять понятия. Все, что случилось в России, оно произошло сверху, это внедренная сверху идеология, а не проросшая изнутри. Ни одна партия в России в 1990-е годы и даже Жириновский, условно говоря, никогда не шел в парламент под лозунгом «вернем Крым». Это была абсолютно непопулярная тема, не существующая внутри российского, даже не имперского, реваншистского дискурса. Речь шла о чем угодно, кроме давайте нападем на Украину и заберем Крым.

Что это значит? Это значит, что сначала эта мысль пришла в голову власти, а потом она ее внушила людям с помощью пропаганды. И действительно какая-то часть людей, большая часть людей, пассивно сидя у телевизоров, согласно кивает головой и говорит, что да, для меня это очень важно. Но если речь идет о том глубинном подлинном чувстве, которое люди якобы будут 40 лет в себе держать, вот с этим я не согласен.

Плюс самое главное, ведь в чем проблема германской истории, что, во-первых, это была массовая многомиллионная армия людей, которая вторгалась в другие страны. Никакой массовой многомиллионной российской армии, вторгающейся куда-то, к счастью, пока нет, следовательно, нет много миллионов ветеранов и семей, которые лично переживают трагедию. Нет сотен тысяч людей, участвовавших в зондеркомандах и убийствах, которые были там. Все преступления, репрессии достаточно точечные, чтобы, допустим, возлагать ответственность за их совершение на какие-то огромные массивы людей. Люди, правда, не видят своими глазами каких-то особых преступлений, которые бы совершались на их глазах от их имени.

Поэтому, конечно, сравнение с Италией гораздо более важно, итальянский режим был гораздо менее кровав, итальянцы массово не участвовали ни в каких экзекуциях друг друга и окрестных народов. Соответственно, как только пропаганда закончилась и Дуче куда-то делся, люди, как в том анекдоте, было 40 миллионов фашистов, а потом стало 40 миллионов фашистов без каких-либо особых внутренних терзаний, напряжений и переживаний. Я считаю, что это очень технический продукт, технологичный, который не может существовать самостоятельно. Это гомункулус, выращенный в пробирках кремлевской пропаганды.

Владислав Иноземцев: Я неоднократно, когда комментирую такие вопросы, я отвечаю только одно: рейтинг Путина и «партии власти» может разрушить только расстрел демонстрации в Москве. Если, допустим, выходит демонстрация на Пушкинскую площадь, против нее бросается Нацгвардия и убивает 35 человек, вот это есть подрыв рейтинга власти радикальнейшим образом, восстановить его невозможно после этого будет. Все, что касается взрыва на электростанции, пожара в торговом центре, прорыва плотины, утопленного корабля — это все головотяпство отдельных чиновников, а Путин чист и весел. Мы видели это прекрасно. Даже это забывается через несколько дней, чиновник снова всплывает как воздушный шарик, утопленный в воде. Поэтому я не думаю, что эти вещи могут серьезным образом отразиться на популярности именно Путина. Мы говорим о том, что все остальное — это сугубо приводные ремни этого режима.

Гарри Каспаров: Любой диктаторский режим рано или поздно переходит ту красную черту, когда агрессивная внешняя политика является единственным способом оправдания пожизненного правления. Потому что экономический фактор начинает работать против режима, нужно переключать внимание граждан своей страны, которые, если будут предоставлены сами себе, начнут задавать неприятные вопросы о социальной инфраструктуре, вообще об уровне жизни.

Поэтому надо постоянно нацеливать их на Украину, на Сирию, на Соединенные Штаты Америки, на Европу. Поэтому вопрос надо ставить не так: “Будет ли Путин продолжать повышать градус напряженности, а что, если Путин или кто-то вместо Путина, если что-то произойдет во власти, какая-то мягкая трансформация, готов будет начать плавный отход, договариваться — оставляйте нам Крым, а мы уйдем из Донбасса, прекратим варварские бомбежки в Сирии?”

На самом деле все это невозможно ровно потому, что режим двигается именно в эту сторону. Как известно, наклонная плоскость имеет только одно направление движения, причем с увеличивающейся скоростью. Поэтому, мне кажется, мы должны исходить из того, что сирийская история будет развиваться, также помнить, что цена остановки диктатора возрастает с каждым днем.