Русская жизнь-цитаты 7-14.03.2024

у Максима Суханова премьера – спектакль «Кремулятор» по роману белорусского писателя Саши Филиппенко в постановке Максима Диденко. В рекордные сроки продюсеру Светлане Доле удалось собрать команду российских суперпрофессионалов и выпустить сложный постановочный спектакль. О нем говорят, его ждут в других городах мира. При этом он идет на русском языке. По сути это и есть модель нового русского театра в изгнании, где практически все участники – от исполнителей главных ролей до технических сотрудников – покинули РФ сразу после начала военного вторжения в Украину в феврале 2022 года. Весь спектакль держится на черно-белых крупных планах Максима Суханова, которые проецируются на экран. Лицо без грима. Никаких актерских приспособлений. Никакой аффектированной театральности. Док-драма, как она есть. И только одно желание у его героя Петра Нестеренко, директора первого советского крематория на Новом Донском кладбище, - не оправдаться, но объясниться. Рассказать все как было на самом деле, как есть. И все эти имена с отчествами, которые он зачем-то помнил наизусть, и пули, которые он осторожно извлекал из праха, словно это были драгоценные улики, которые он должен был сохранить для Истории. Огонь все поглотит, все обратит в пепел и прах, а пули останутся. Но главное – это доверительная, обезоруживающая интонация предельной, последней искренности. На самом деле свидетельские показания – это особый жанр. Ведь в какой-то момент они должны стать Театром. И тут необходима сухановская мощь, его способность гипнотизировать одним взглядом, и эти его свинцовые паузы, когда вдруг становится невозможно дышать, осознавая, каким адом была вся его прошлая жизнь. - В каждой роли я пытаюсь искать какую-то полярность, - рассказывает Максим Суханов, - показывать другую сторону любого, даже самого страшного человека, каким бы он ни был. Одиночество моего героя, его желание кого-то любить, его стремление быть откровенным. Хотя в той ситуации, в которой он прожил большую часть своей жизни, откровенным быть нельзя. За всю свою сумасшедшую жизнь с войнами, революциями, эмиграцией и изнурительной работой в две смены на фабрике смерти, у Нестеренко не было возможности с кем-либо просто поговорить. Следователь, по сути, единственный человек, который им реально интересуется, кто расспрашивает про его жизнь. Отсюда и готовность моего героя ничего не таить, не лукавить. Это же до какого дна отчаяния надо дойти, если у тебя остается только одна возможность быть откровенным – на допросе в застенке! Думаю, что когда Нестеренко рассказывает следователю о ритуальных похоронах в Индии, или про Павла Флоренского, то между ними возникает ток взаимного притяжения. «Кремулятор» - спектакль про смерть. О том, какие она принимает обличия, кого выбирает себе в подручные и слуги, как режиссирует соответствующие ритуалы. Так совпало, что жизнь сама не замедлила подбросить сюжеты, перед которыми померкли самые страшные и смелые театральные фантазии. Не успел Максим Суханов отыграть премьеру в Берлине, как пришло известие из России, что в исправительной колонии особого режима «Полярный волк» в поселке Харп скончался Алексей Навальный. Оппозиционному лидеру было 47 лет. А дальше почти девять дней заняли переговоры с властями о том, чтобы отдать его тело матери. Были и шантаж, и уговоры, и угрозы.. Все это происходило в режиме онлайн, заставляя вспомнить трагедии Софокла и Ануя, где, как известно, основное действие разворачивается вокруг непогребенного тела, когда оспаривается само право исполнить долг перед умершим. - Когда произносишь слово «трагедия», все равно в нем слышится что-то человеческое. Достаточно вспомнить диалог Антигоны и Креона у Ануя. А то, что недавно происходило наших глазах в морге Салехарда, это какой-то ад, что-то, чему у меня названия нет. И ни у кого нет. Как это возможно - не отдавать мертвое тело сына его матери? Сказали, закопаем тут, за Полярным кругом, если не выполните наши условия… Хотя мне кажется, любая власть в этой ситуации только бы выиграла в моральном плане, если бы сделала все, как хотела мать. Что это, как не бесовщина? Другого объяснения у меня нет. Известно, что, когда судили нацистского преступника Адольфа Эйхмана, он на все обвинения, отвечал одной фразой: «Это был приказ». Приказы вышестоящих начальников не обсуждаются. Наверное, когда-нибудь мы узнаем, от кого поступали указания сотрудникам ФСИН, когда они тянули с выдачей тела Навального. Но в тот момент ошеломила сама примитивность и убогость сознания. Тут что верующему, что не верующему остается одно – отпрянуть и замереть в ужасе. Я просто не понимаю, что мне рядом с этим делать. Спрашиваю Максима: как он считает, какая судьба ждет тех русских, которые не поддержали войну и покинули Россию? Из недавней истории мы знаем пример той же Марлен Дитрих, которая спустя 16 лет после поражения Германии во второй мировой войне приехала в Берлин и была встречена плакатами «Убирайся в свою Америку», а главное – пустоватыми залами, которых у нее не было за всю ее карьеру. - Поразительно, но немцы в своем отношении более последовательны и сплочены, чем русские. У нас же может все легко повернуться на 180 градусов и восприниматься все ровно наоборот. «Ну, наконец-то!», «Дождались!», «Теперь можно и помирать»… То, что сейчас творится, - это театр абсурда, и то, что потом вполне возможно тоже обернется абсурдом, но только с другим знаком и под другими лозунгами. Все непредсказуемо. В этом смысле немцы от русских радикально отличаются. И если честно, я даже не знаю, что лучше. - Ты представляешь себе возвращение в Россию, в Москву, в свой родной Ветошный переулок, где прошло твое детство? - Скажем так, я работаю над тем, чтобы это себе не представлять. Над этим действительно надо серьезно работать. - А как? - Так же, как над ролью. Тут очень важна установка. Правильная установка - очень важная вещь. Ты посылаешь энергетический запрос в небеса. Когда ты соглашаешься на новую роль, ты начинаешь ею жить. Ты о ней постоянно думаешь, ты пытаешься открыть в себе что-то новое. Мне кажется, надо как можно меньше оглядываться в прошлое. Это только приближает старость. А жизнь – это путешествие. Меняются названия городов, вид из окна, часовые пояса, но мы остаемся теми же, что и были. С нашими пристрастиями, представлениями о добре и зле, с нашим эстетическим чувством. Никуда это не уходит. И как хорошо, если это путешествие ты совершаешь не один. Когда есть кто-то рядом, с кем можешь поделиться своими открытиями, надеждами и печалями. На самом деле в прошлое возвращаться легко, а вот приближать будущее - гораздо труднее. Как любил повторять Виктор Некрасов: «Лучше умереть от тоски по родине, чем от злости на ее великих просторах».