Просто пожить | Wilson Center,"я поймал себя на мысли: вот и мне чуть за сорок, очередной слом эпох как будто обнуляет теперь уже мою судьбу, судьбу друзей и вчерашних коллег. Земную жизнь пройдя до середины, мы очутились в сумрачном лесу. И вновь вопрос, которым тогда задавались отец и мама, — где найти силы для нового старта? Эти биографии, разломанные пополам, мы словно получили по наследству от поколения родителей, которому — это теперь несомненно — не удалось поставить точку в советской эре. Они сами являлись ее неотъемлемой частью. И вот уже мы вместо них застаем возможный финал этой саги. Болезненный финал распада советского монстра. И снова беспомощное созерцание: а что, разве возможно остановить это движение ледника? Те, мыслящие, талантливые и особенно более молодые и гибкие, кто остался в России, полагаю, даже в текущих трагических обстоятельствах со временем смогут найти в ней себя и худо-бедно раскрыться. Ведь и в страшные годы сталинщины — а масштабы бедствия будут, возможно, похожи — в цене были ученые, врачи, технари. С долей везения, изворотливости (иногда — подлости) многим удавалось избежать репрессий. Дожившие до оттепели, они уже и позабыли, что бывает иначе: родину, мол, не выбирают. Наверняка и на сегодняшней родине, что превратится в сателлита Китая или во второй Иран, сидя во внутренней эмиграции, можно будет жить, не ведая печали. Те, помоложе, кто сейчас, напротив, покинул Россию, отучившись за рубежом, начав карьеру и порвав с тоскою по родине, достигнут тем более грандиозных успехов. В них, живших с юности западными ценностями и наконец в эти ценности окунувшихся, куда больше энергии и свободы, чем в иных европейцах. Я разговаривал на днях с одной приятельницей сильно моложе меня. В прошлом году они с друзьями сбежали в Индию. Ничего непонятно, но впереди, говорит, целая жизнь. Вот решила выучиться на массажистку, а там как пойдет. Главное — двигаться. Я ей с завистью в ответ: «Крутая!» Но вот целый пласт всех нас: 40—50-летних журналистов, политологов, активистов — тех, для кого русский в их ремесле служил инструментом, а Россия была главным предметом интереса, — где всем нам теперь место? На бесконечных эмигрантских конференциях о том, как было бы неплохо обустроить Россию? На страницах русскоязычных медиа в изгнании? На стримах в ютьюбе, где ходят друг к другу в гости, как в коммунальной квартире? Героям нашего фильма, от Сергея Ковалева до Валерии Новодворской — великим диссидентам, неисправимым идеалистам, которых за это и клеймили «демшизой», — было во всяком возрасте и при всякой власти не привыкать, говоря их же словами, «жить по совести», «пить за успех безнадежного дела, ибо только такими делами и надлежит заниматься». Но абсолютная жертвенность и вечный режим долженствования под силу единицам — героям, о которых затем и снимают фильмы. Большинству же (каюсь, и я в числе этого большинства), как пелось совсем в другой песне, «просто б хотелось пожить». Во множестве мемуаров об эмиграции первой волны написано о десятках русскоязычных газет, журналов, ресторанных дебатов и театральных трупп, заполонявших Берлин, Прагу, Париж 1920-х. Судьба этих людей, годами сидевших на чемоданах, мечтавших, что большевистский режим вот-вот падет, общеизвестна: большей частью они попросту растворились в потоке истории, если только не оборвали всяких связей с российским прошлым и действительно всё в своей жизни не решились начать с нуля. Я перечитываю сейчас эти мемуары, вспоминаю о судьбе своих родителей и понимаю, как глупо опять наступать на эти же грабли. Нельзя давать себе слабость и плыть по течению ностальгии. Не стоит пытаться искать языка с родною страной, с которой мы все очевиднее, увы, разъезжаемся в разные стороны — и, судя по всему, на десятилетия. Сейчас мы еще слышим друг друга, еще способны с ней более-менее изъясниться, нащупать нерв и поддержать оставшихся. Но что мы, журналисты, политики, публицисты, своим соотечественникам сможем сказать после пяти, семи лет отсутствия дома? Да, на дворе не 1922-й, есть заочная социология и YouTube, Zoom и VPN. Однако и при этом мы уже расходимся с Россией, неизбежно и буквально — на шкале расстояния. Тогда, у поколения родителей, этот разрыв, деливший все по живому на до и после, пролегал на шкале времени. Но вывод-то общий. Чем раньше каждый из нас, 40-летних, поставит жирную точку, отказавшись от прежних желаний, амбиций и опыта, тем выше, мне кажется, будут и шансы на то, чтобы «просто пожить» — не на чемоданах и не во снах о прекрасной России будущего. Как учат в самолетах перед взлетом, сначала надень маску на себя. Потом, если захочешь, спасай родину. Хорошо еще, если, встав на ноги, мы при этом станем полезны той стране, в которой пустим корни. В Берлине, откуда я пишу эти строки, прямо сейчас тысячи незакрытых вакансий: делопроизводители, сиделки, коммунальщики, переводчики, медбратья, секретарши и садовники. А еще, к слову, — чего точно не было у поколения наших отцов — море мелкого бизнеса, курсов IT и стартапов. Работа каждого в этом списке полезнее многих из нас, всех тех, кого нарекли оксюморонным «журналисты в изгнании» (вы себе представляете хирурга в хоум-офисе или пожарных по скайпу?). В этом я не сомневаюсь. Но, как и родители тридцатью годами ранее, я сомневаюсь в собственной смелости. Только теперь, окончательно выйдя из мнимой стабильности, в которой, как и у них, минуло полжизни, я их полностью понимаю. Жизнь в сорок лет не начинается — ее надо начать. Мне даже любопытно будет перечитать этот текст через год-другой. Кто я? Где те, кто уехал из России одновременно со мной? Взялись ли мы наконец за эту новую жизнь? Как дела? Чем занимаешься? И, главное, зачем?",Просто пожить | Wilson Center,https://www.wilsoncenter.org/blog-post/prosto-pozhit?fbclid=IwAR1sITyNYDxJ9sU_x1zYXtb4mx2ejcuw-YWP16FkidaHlY4cVMGGVhyuoYk,2023-07-28 06:06:48 -0400