Русская жизнь. Страхи (сентябрь 2008)

Между башнями у кремлевских стен стоят толпы зрителей; они устроились на лесах, которые окружают поврежденную во время обстрела Кремля церковь и испещренное пулями здание судебной палаты. У самой стены - небольшой поросший травой холмик, окруженный колючей проволокой: это братская могила жертв революции, погибших год тому назад. В траве лежат венки. Скамья, задрапированная красной тканью, служит трибуной для ораторов. Отсюда сильный и твердый голос разносится над движущейся массой, полной звуков отдаленного пения.

В эти ночи театры бесплатны. В них показывают инсценировки мятежных стихов Верхарна. В простых костюмах из мешковины, наспех разрисованных так, что они создают некоторое подобие исторических костюмов, представляют сцены из французской революции. Под звуки Шопена и венских вальсов танцовщицы-босоножки, появляясь между стоящими в кадках пальмами, демонстрируют свою славянскую грацию перед партером, заполненным мужчинами, одетыми по-пролетарски - в шерстяные рубашки и кожаные куртки.

Тихое возвращение домой в глубокой ночи по тихим улицам через парк, где стаи ворон, громко каркая, перелетают с дерева на дерево.

Друг мой, в смущении и сомнении ты ищешь Робеспьера под черными русскими деревьями. Что случилось? Враги революции живы еще. Чьи-то невидимые руки сбросили его с пьедестала, где он стоял уже три дня, и разбили на мелкие кусочки. Ты идешь, будто собирая в своем сердце на этом ночном пути стрелы бытия. Быть может, начинается первый великий карнавал истории, может быть - последний. Ликование гибели, смертная пляска красоты, анархическое рождение нового бытия. Смерть старого волнует тебя, вызывая мрачную скорбь и огромные надежды. Над тенями сказочного прошлого - оргия взбесившегося искусства, сказочный триумф анилиновых красок. Но жизнь, непонятная на каждом шагу, снова течет по какому-то установившемуся руслу. Ненавистный век наживы в самом деле убит, прежнее трусливое филистерство, прежняя всезнающая буржуазия разбита своими вчерашними рабочими. Дико и призрачно возникают величайшие проекты, в бесконечное ничто врастают невидимые башни раскрепощенной, идеальной воли. Народ еще колеблется, он бежит, чтобы прокричать о своей воле, в церковь и вырывается оттуда, не докончив молитвы, и бежит за красными знаменами. Из гудящих автомобилей воздеваются руки к небу: и старый Бог, сидящий там, наверху, стал большевиком!

Ноябрь 1918 г.

Подготовила Мария Бахарева

Эгон Эрвин Киш Лефортовский изолятор и женский домзак

Репортаж 26-го года

Эгон Эрвин Киш (1885-1948), один из самых известных репортеров догитлеровской Германии, коммунист и антифашист. В СССР Киш бывал четыре раза: в 1925, 1926, 1930 и 1931 годах. Впечатлениям от этих поездок посвящены два сборника очерков «неистового репортера»: «Цари, попы и большевики» (1927) и «Изменившаяся Азия» (1932).

Печатается по изданию: Глазами иностранцев. 1917-1932. М., 1932

Ее не сравнить с другими тюрьмами Москвы. Лефортовская тюрьма - самая строгая. Патрули с длинными штыками на ружьях ходят вдоль стены, а когда, гремя, открывается замок, чтобы впустить заведующего, надзиратель, выстроившись во фронт, рапортует о количестве заключенных.

В Лефортове содержатся преступники против общества и убийцы. В настоящее время их здесь 390, с наименьшим наказанием в пять лет и высшим - в десять лет тюремного заключения.

Мастерские здесь не похожи на кустарные предприятия. Они скорее напоминают фабрику, крупную, мощную фабрику. Здесь пятнадцать ткацких станков, доставленных из-за границы, различные машины: аппретурные, вязальные и другие. Здесь налажено трикотажное производство. Все электрифицировано. Жужжат ремни, снуют челноки. 68 000 метров материи приготовлено для переработки в складочном помещении. 500 дамских жакетов, 2 000 дюжин головных платков изготовляется здесь в месяц и 1 000 пар перчаток в день; кроме того, ежедневно 50 пуловеров, черных с белым и синих с красным, по новому образцу из Парижа.

Восемь часов ежедневной работы. Сорок рублей месячного жалованья.

Разговаривать и петь можно сколько угодно. В свободное время можно заниматься чем угодно. Ежедневно писать письма, ежедневно получать их, а каждые две недели можно получать и посылки. При хорошем поведении приходится отбывать только половину срока заключения. Здесь только ограничены отпуска.