Русская жизнь. Страхи (сентябрь 2008)

Немецкий поэт, писатель и публицист Альфонс Паке (1881-1944) в 1918 году отправился в Москву в качестве корреспондента газеты «Frankfurter Zeitung». Итогом этой поездки стали две книги: «Дух русской революции» и «В коммунистической России». Очерк из последней мы и предлагаем вашему вниманию.

Публикуется по изданию: Глазами иностранцев. 1917-1932. М., 1932.

Эти пирамидальные башни, эти стены Кремля с зубцами, похожими на хвосты ласточек, этот лес церквей - все это дышит еще средневековьем. Только кое-где эти старые стены пробиты снарядами, точно таранами, да некоторые из стройных блестящих крестов на башнях церквей покосились. Кажется, что кто-то вспахал асфальтовую мостовую улиц. Большие вывески свисают с крыш, точно потерпевшие крушение аэропланы.

Чтобы восстановить Москву, сделать ее снова тем городом, каким мы знали ее до войны, - городом с кривыми, холмистыми улицами, с грудами товаров за сверкающими витринами магазинов, с площадями, на которых стояли тяжеловесные памятники, с парками, окруженными железными решетками, - нужно было бы несколько десятков тысяч стекольщиков, плотников, садовников и чистильщиков окон. Десятку тысяч портных, сапожников и парикмахеров пришлось бы немало поработать, чтобы вернуть жителям этого города довольный вид беспечных жителей городов доброй старушки Европы, который и они имели когда-то. Несколько десятков кухонь с их плитами и кастрюлями надо было бы пустить полным ходом, чтобы вернуть аскетическим и озабоченным лицам тот лоснящийся жирок, который был когда-то особой гордостью москвичей.

Теперь эти улицы стали пустынны, несмотря на большое количество пешеходов. Ворота раскрыты настежь, и в них видны запущенные садики, облупленные флигеля, грязные дворы с заржавленными экипажами и пустыми конюшнями. Дворцы, украшенные арабесками, прямоугольные новые каменные пятиэтажные здания как будто изрыты оспой - это следы уличных боев. На их дверях, крышах, украшениях и подоконниках увековечили себя пулеметы со своей мелкой рассыпной дробью, залпы легкой артиллерии и шальные пули винтовок. Правительственные здания, на которых еще уцелел царский орел, на высоту человеческого роста заклеены плакатами, воззваниями, декретами, исписанной и наполовину сорванной и забрызганной грязью бумагой. В зеркальных витринах сияют круглые дыры, окруженные лучами разбитого стекла. На бульварах - почерневшие развалины домов. Только маленькие церкви с их давно обветшавшими пагодообразными колокольнями стоят нетронутыми за своими оградами. Над видным издалека золотым куполом храма Спасителя по-прежнему искрятся звезды - так же ярко, как всегда в глубокие московские ночи.

Над магазинами еще сохранились вывески с фамилиями владельцев. На них нарисованы сахарные головы, сыры, дичь. Но окна и двери забиты досками. На углах женщины с озабоченными лицами продают газеты, изможденные мужчины - огурцы и яблоки. Закрыты трактиры, где за горячим чаем и густыми щами любили отдыхать рабочие от своих станков, извозчики - от своих лошадей, крестьяне - от шума рынков. Деревянные окорока, завернутые в серебряную бумагу колбасы и плотно уложенная в круглые фарфоровые баночки икра издеваются над вечным голодом, нависшим над этими улицами. Население ест смешанный с песком и соломой хлеб, жидкие картофельные супы и сырую репу. Витрины наполняют еще связки запыленного чеснока, горькая брусника, высохшая вобла, гипсовые паштеты и жалкие жареные цыплята. Папирос нет. Много только туалетной воды, машинных частей и антикварных вещей. Но выцветшие товары книжных или бельевых магазинов недоступны: они национализированы, входы в магазины заперты.