Русская жизнь. Скандалы (декабрь 2008)

Еще Фрина очень любила искусство. Дружила с художниками, причем с самыми лучшими. С Апеллесом, который все ее уговаривал: «Ну Фриночка, ну милая, ну попозируй мне, ну пожалуйста». Та - ни в какую. «Я, - говорит, - на публике вся закрытая, в общественные бани не хожу, ибо созерцание тела моего благодать, несоразмерная никаким сокровищам земным, и ежели буду я казать его направо и налево посредством даже и живописи, даже пусть и гениальной, тайна пропадет, и что мне тогда останется? Причастность к тайне рождает иллюзию избранничества, а избранничество, то бишь элитарность, денег-то и стоит. Коли же на меня кто захочет пялиться сможет, то за что мне платить тогда будут? Видишь ли, мой дорогой Апеллес, жажда - ничто, все - имидж, и не тем я ценна, что желанья удовлетворяю, а тем, что их бужу».

Апеллес же ей на это: «Фрина, ты умная женщина. Пойми: во-первых, я гений. Я - в своем роде - Диоген. Я тебе не на обложку „Плейбоя“ фотаться предлагаю. Я творю чистый эсклюзив, а мой эсклюзив твоей элитарности не помеха, а подмога. Во-вторых, без паблисити нет просперити. Сама знаешь. В Афинах уж тебя поимел каждый, кто в состоянии был заплатить, так что в баню ходить не надо, чтобы понять, что тайна твоя - одна фигура речи. А за границей, между прочим, многие поговаривают, что Фрина - афинский блеф и сплошное надувательство. Один из главных источников сплетен - твой царь лидийский, которого налогоплательщики с трона свергли, и проживает он в изгнании в Пергаме, злобствует, тебя во всем винит и утверждает, что за деньги своих обобранных подданных ничего особенного и не поимел. Я же всем клеветникам пасть заткну. Сама говоришь: имидж - все».

Фрина подумала и согласилась. На свет родилось «Рождение Афродиты Анадиомены», то есть «Афродиты, появившейся на поверхности моря», знаменитейшая картина, попавшая потом в коллекцию самого Александра Македонского, прозванного Великим. Александр искусствам покровительствовал вовсю, понимая, что ars longa vita breve - искусство вечно, жизнь же коротка. Про него даже рассказывают, что, когда Апеллес влюбился в его любовницу Кампаспу, самую красивую женщину того времени, в процессе создания ее портрета, заказанного все тем же Александром, царь и за портрет заплатил, и Кампаспу Апеллесу отдал, так ценил творческую богему. Правда многие поговаривают, что Александр больше любил женщин нарисованных, чем живых (см. фильм «Александр» с Колином Фареллом в главной роли) и что Кампаспа при нем исполняла функции, которые вернее всего было бы охарактеризовать словом «представительские», но тем не менее царь лопе де вегаву «Собаку на сене» разыгрывать не стал, и его поступок возвеличил его в веках не меньше, чем завоевание Азии, и послужил для последующих поколений артистической элиты прецедентом, основанием требовать от правительства всяких хороших поступков, ну не Кампаспу - где ж вторую такую найдешь - а помещение в центре Москвы и всякие другие мелочи. Афиняне же собирались на агоре, стучали себе по лбу, и приговаривали: «Ну Фрина, во! На весь мир, голая! Ай да баба, ай да молодец!» И ржали: «ды-ды-ды».

Выходит она из пены, порывам радости весна, она, она, Анадиомена, кратка, бесстыдна и ясна. Вся Греция покрылась потом, при упоминании имени Фрины глаза наливались спермой, и все придорожные гермы оказались разрисованы грубыми картинками с примитивными изображениями шедевра Апеллеса и похабными куплетами, нацарапанными под ними обалдевшими тинейджерами, у которых были только мечты, а денег не было. Некоторые из этих герм можно и сейчас увидеть в афинском Археологическом музее. Популярность, не снившаяся ни Анжелине Джоли, ни Ксении Собчак, а популярность - тот же престиж, престиж же - деньги, и Фрина такой пентхауз на холме с видом на Афины, лежащие у ее ног, себе отгрохала, что это было даже слишком. Там сидела, развалившись, вся такая задумчивая, ускользающая, изгиб, энигма, полнота, в искусстве нравиться хитра. Шедевр Апеллеса до нас не дошел, слабое впечатление о нем можно составить по «Рождению Венеры» Боттичелли в Уффици, хотя боттичеллиева Анадиомена и бледнее и хилее своего греческого прообраза, ибо Возрождение лишь только возрождение, иллюзия, погоня за фата-морганой.