Русская жизнь. Корпорации (февраль 2009)

Что ж, Федору не досталось места в этом блестящем кругу, он посещал региональную школу. Но и в заведении относительно скромном был потрясен некоторыми специальными методиками организации учебного процесса. «Нас будили посреди ночи (школа была устроена как закрытый пансион, располагалась в Подмосковье), выстраивали линейкой в вестибюле первого этажа, и заставляли по очереди объясняться в любви начальнику курса, которому, естественно, в тот момент хотелось не дифирамбы петь, а голову оторвать. Отправляли на учебные переговоры, перед тем напоив водкой (по половине бутылки на брата). Самые жесткие тренинги личностного роста не позволяют себе подобных практик. Только с моего курса ушло семь студентов. Не то что бы я был против такой забавной, кинематографической буквально давильни (вспоминался фильм „Солдат Джейн“ и что-то в этом роде, про американских новобранцев), - нет, мне даже понравилось. „Чтобы научиться приказывать, нужно научиться подчиняться“, и все такое прочее. Однако мои взгляды на сущность работы чиновника кардинальным образом поменялись. Нам говорили - плевать на вашу исполнительность и компетентность, мы хотим научить вас „работать с человечками“. Не сумеете построить вокруг себя „ресурсный круг“, не сможете вписаться в иерархию - и ваша служба обессмыслится. Вы никогда не сделаете карьеры». Школу Федор закончил, однако от распределения отказался - в тот год места были только в Челябинском краевом аппарате: «Это слишком по-офицерски: а послужи-ка, брат, на дальней заставе для начала!». В Москве, правда, места так и не нашел: «Без питерского блата не получилось пробиться». Сейчас служит директором филиала известного московского банка - в одной из недалеких, нечерноземных, небогатых губерний. Не чиновник, конечно, а так, управленец. «И знаешь, - говорит Федор, - я скучаю по чиновному взгляду на жизнь. Это жесткий, системный, но очень человеческий взгляд. Потому что правдивый. Смотри: удалось мне привлечь интересантом в филиал одного из заместителей губернатора. Достижение, между прочим, - без школы за спиной, наверное, не справился бы. И вот торжественно открываем наш банчок - музыка, речи. Я транслирую чистой публике дежурный месседж: „Будете, - говорю, - вы, клиенты - будет и наш банк!“ А замгубернатора на банкете пожурил меня по-отцовски за пустые пугливые речи: „Молодой ты еще, оказывается. Ничего не понял. БУДЕТ БАНК - БУДУТ И КЛИЕНТЫ“».

Что более всего поразило Федю - то обстоятельство, что «служба обессмысливается», если нет навыка «работать с человечками». Что карьера зависит не от умения производить дело, а от умения выстраивать отношения между собой, с товарищами по службе, начальством и «ресурсным кругом». Что вся огромная чиновничья Россия живет не вполне себе абстрактным государственным интересом (пусть и урывая от государственного интереса толику в пользу интереса личного), а безумно сложной и важной интригой отношений друг с другом.

Во время дискуссии «Образы чиновника и чиновничества в СМИ и в массовом сознании» один из экспертов воскликнул: «Какими, как не самыми печальными, могут быть эти образы, когда на вопрос: „В чем состоят Ваши интересы на Вашем посту?“, чиновник позволяет себе открыто отвечать: „Усиление личного влияния на том уровне, где я работаю“ (данные исследования Центра комплексных социальных исследований РАН)».

Чиновничья машина работает не на скудном, чистом топливе долга и пользы, а на сгущенной жирной смеси из зависти, тщеславия и честолюбия. Это нервная, выгодная работа - какие уж они бумажные люди? Вот у Розанова: «Чиновник, хмурый и трезвый, поднимается по всей России в девятом часу утра, в Петербурге - в десятом и даже одиннадцатом, и, попив чаю без всякой прохлады, наскоро перекрестив детей и сказав два-три сухих слова жене, отправляется в должность». И все-то у Василия Васильевича подчеркивается сухость чиновника.

Засушенный, прозрачный, словно позабытый в книжке богомол; бумажная шуршащая сухая душа. Нынче разве так? Сегодняшний чиновник, даже маленький - он влажный, полнокровный, мясной, жизнеспособный. Вокруг него страсти кипят, льется мед и масло. Ну, а если чиновник пьет вино хищения и ест хлеб беззакония - то и вовсе он средоточие жизненной силы. Кстати, ведь чиновник-вор (если посмотреть с точки зрения смысла делопроизводства) ведь, пожалуй, больше пользы принесет, чем честный из брезгливости, мечтающий стать «государственным человеком», воспитанный в элегантной школе чиновник-карьерист. Карьерист только о личных связях думает, только о департаментских страстях, только о себе. А вор сидит крепко, на земле, знает, по крайней мере, вверенное ему «разрешительное» хозяйство, может хоть по недоразумению какую-то работу сделать.

С чего начинается деятельность новоназначенного чиновника?

С выстраивания системы «своего личного влияния». А как он это делает? Он работает с человечками.

Он должен уметь дружить, т. е. знать, с кем дружить надо, а кто будет дружить с ним.