Русская жизнь. Коммерция (август 2007)

Но вернемся к открытию Учредительного собрания. Я это прекрасно помню - будучи уже к тому времени лет тринадцати, я к этой манифестации присоединился. Я шел с колонной довольно долго, и на подступах к Таврическому дворцу нас остановили. Взвод солдат стоял поперек улицы, начались какие-то крики и визги, потом раздались выстрелы в воздух, и наша манифестация начала ложиться, как ложится рожь в поле. И когда мы легли, началась стрельба из окон находившихся рядом казарм. Мы в панике вскочили и побежали. Свернули на соседнюю улицу, где я увидел огромную поленницу, спрятался за ней и долго лежал. Потом боковыми улицами пробрался на квартиру наших знакомых, которые жили рядом, на Бассейной.

- Вы были на демонстрации один или с кем-нибудь из взрослых?

- Совершенно один. Я был страшно перепуган.

- Много ли там погибло народу?

- Нет, но было много раненых. Солдаты не стремились убивать, им велели только разогнать манифестацию.

- А как вы шли в толпе?

- Шли радостно, песни пели.

- Лозунги какие-то несли?

- «Да здравствует Учредительное собрание!», «Руки прочь!», «Приветствуем…». Такие были лозунги, сделанные дома кустарным способом. После этого об Учредительном собрании я ничего не слышал. О том, как все с ним обернулось, я узнал уже за границей - кто там выступал, кого разгоняли. В России тогда не было известно, что именно там произошло.

- Чем вам запомнился восемнадцатый год?

- Лето восемнадцатого года было еще очень хорошее - по сравнению с тем, что началось потом. Кто-то нам посоветовал поехать подкормиться в город Усть-Сысольск. Мы поселились рядом с этим городом в деревне - мама, я, мой брат, бабушка, мамина сестра с дочерью и семья наших друзей. И действительно, кормили нас знаменитыми ржаными пирогами. А еще у меня было ружье, и я там на уток охотился.

- Это был не только спорт, но и способ добычи провианта?

- Конечно, но моя охота была не особенно успешной, так что я лишь иногда приносил какую-то тощую утку. Еды там было сколько угодно - они не знали, что такое голод, что такое революция. Хозяин наш только что из солдат вернулся и был очень к нам расположен. И вдруг, внезапно, когда я утром был на охоте, пришли люди с оружием, затолкали нас в грузовик и увезли на железнодорожную станцию. Там посадили в поезд и повезли в Москву.

- Под конвоем?

- Под конвоем, в запертом вагоне третьего класса, с часовыми и почти без еды.

- Вас схватили именно потому, что вы семья Керенского?

- Потому что мы были семьей Керенского, нас обвиняли в том, что мы хотели перебежать к белым, что мы ждали их наступления. Поездка была страшная. Конвоиры все время говорили: «Не пристрелить ли нам их по дороге? Зачем их тащить в Москву?» Но каким-то образом нас все же довезли и препроводили на Лубянку, там мы провели шесть недель. Это было осенью 1918 года. Камера была большая, абсолютно переполненная; кого там только не было - всевозможные эсеры, какие-то актрисы. Там была артистка в бальном платье. Всего, наверное, человек шестьдесят. Спали на полу рядами. В уборную водили под охраной и держали открытой дверь. Причем это была женская камера, а в ней мы, два мальчика. Нас подкармливали, все посылками делились, детям отдавали шоколад, если он у кого-то появлялся. И долгое время не было никаких допросов. Потом начали вызывать, и даже я присутствовал при допросе, стоял рядом с мамой. Ее спрашивали: куда вы ехали, зачем вы ехали, что намеревались делать? В конце концов нас выпустили. Мама написала расписку, что она не собирается покидать Россию.

- Кто вас допрашивал?

- Не помню и абсолютно уверен, что мы тогда этого и не знали.

- Как с вами обращались?

- Так же, как и со всеми остальными; во всяком случае, тогда никого не били. Спать было неудобно, кормили скверно, каждую ночь выводили людей на допрос или на расстрел. Так что люди исчезали.

Потом мы вернулись в Петербург, на квартиру бабушки, мы с братом пошли в новую школу, где учились до самого отъезда в августе двадцатого года. Я ходил в кадетском мундире, в высоких сапогах - это была форма мальчиков. А девочки ходили в институтских платьях. Это то, что удалось захватить большевикам.

- На складах?

- Да, на институтских складах одежды.

- Что вы тогда знали об отце?

- Абсолютно ничего. То есть мы знали, что он выехал за границу, но никаких личных сношений не было - ни писем, ни звонков. Надо сказать, что в эти годы нас не трогали. Мы с братом учились в школе так же, как все остальные. Я даже выполнял какие-то общественные поручения. Например, в 1919 году мне поручили раздавать соученикам бесплатные билеты на проезд в трамвае. Билеты были на веревочке катушками - по пятьдесят или сто билетов.