Русская судьба, исповедь отщепенца

Мои либеральные, прогрессивные и образованные друзья и коллеги наперегонки бросились устраивать свои делишки, стремясь получше устроиться и урвать побольше жизненных благ. Именно в эти годы начали рваться к власти и привилегиям те либеральные карьеристы, ловкачи и хапуги, которые потом преуспели при Брежневе и вышли на поверхность. Поскольку эта оргия приспособленчества, стяжательства и карьеризма происходила еще на низших ступенях социальной иерархии и касалась ничтожных преимуществ, она была особенно омерзительной. Я имел много больше шансов добиться социального успеха, чем другие, если бы захотел. Но я уже не мог захотеть этого.

Важным явлением хрущевских лет стало оживление в области культуры, выходящее за официально дозволенные и принятые ранее рамки. Появились рассказы "Оттепель" И. Эренбурга и "Собственное мнение" Д. Гранина, роман "Не хлебом единым" В. Дудинцева, "Один день Ивана Денисовича" А. Солженицына. Стал полулегально выступать Б. Окуджава, а затем А. Галич. Появились художники-нонконформисты. Стал приобретать популярность скульптор Э. Неизвестный. С последним я был знаком уже несколько лет и имел дружеские отношения. Стали появляться фильмы в духе новых идей, например фильмы Г. Чухрая, с которым я тоже дружил. Разумеется, мне все это было известно. Но я не могу сказать, что все это производило на меня впечатление и как-то влияло на мою идейную эволюцию. Я в своем критическом отношении к советскому обществу ушел настолько далеко, что все эти явления культурной "оттепели" казались слишком слабыми или направленными в прошлое. Я в них видел не столько то, что в них удалось сделать, сколько то, как мало было сделано. Я, естественно, сравнивал критику прошлого и настоящего страны в этих произведениях культуры с тем, что знал и что понимал я сам. Кроме того, хрущевская "оттепель" оказалась очень робкой. В силу снова вступили запреты и ограничения. В оценке хрущевской культурной политики последние для меня были важнее, чем послабления. Слегка ослабив систему запретов и ограничений, хрущевское руководство поспешило вновь их восстановить. Но уже никакие меры властей не могли остановить начавшийся процесс культурного "ренессанса", приведший к культурному взрыву в брежневские годы.

Я признаю, что появление А. Солженицына было значительным явлением в духовной жизни страны в хрущевские годы. Но я остался равнодушен к нему по двум причинам. Во-первых, он был напечатан в советских журналах и был на первых порах обласкан самим Хрущевым, что само по себе было для меня признаком того, что писатель не был на самом деле таким значительным, как о нем заговорили вокруг. Во-вторых, сама его литературная манера и образ мыслей были не в моем вкусе и не соответствовали моему образу мыслей. Я с самых первых произведений Солженицына почувствовал в нем неприемлемую для меня направленность в прошлое как по изобразительным средствам, так и по социальной концепции. Впоследствии я познакомился с другими его сочинениями, но мнения своего не изменил.

ХРУЩЕВСКАЯ "ПЕРЕСТРОЙКА"

По замыслу идеологов коммунизма, коммунистическое общество должно превзойти передовые капиталистические страны ("Запад") по производительности труда, по экономической эффективности предприятий и вообще по всем показателям деловой жизни страны. С первых же дней существования советского общества был выдвинут лозунг: догнать и перегнать капиталистические страны в этом отношении. Предполагалось осуществить этот лозунг в кратчайшие сроки. Но прошло семьдесят лет, а лозунг "догнать и перегнать" не только не осуществился на деле, но стал казаться гораздо более утопическим, чем в первые годы после революции. Более того, его даже ослабили, оставив лишь первую часть - "догнать". Изменили несколько ее формулировку. Теперь говорят о том, чтобы подняться до высшего мирового уровня. Вторую часть лозунга ("перегнать") потихоньку опустили. Как шутят советские люди, перегонять Запад не следует, так как в случае, если перегоним, наш голый зад всем виден будет. Но даже в такой ослабленной форме лозунг "догнать" или "подняться" теперь выглядит как намерение огромного исторического масштаба.

Уже при жизни Ленина коммунистический социальный строй стал обнаруживать свои враждебные пороки.