Русская недвижимость. Рассказы – 3

Женщина была повязана тёплым шерстяным платком, в старом демисезонным пальтишке и обута в резиновые сапожки с короткими голенищами. Руки, скрещённые на груди, держали какой-то свёрток. Лицо маленькое, ломающее в заискивающей улыбке, с которой обычно просят о помощи или милостыню. В глазах влажный блеск.

Николай несколько растерянный от такого явления, не успел даже спросить – к кому? что надо?..

Однако старушка не растерялась.

– О, мил человек, – запела она. – Не дай пропасть раньше сроку, помогите…

Выборов так и обмер: не иначе покойника выносить!

Недавно довелось гроб с покойником с пятого этажа выносить, чуть было сам коньки не отбросил. Площадки лестничные узкие, гроб кроме как торчком никак не протащить. То ноги покойнику задирали выше головы, то голову выше ног. Да ладно бы старичок был худеньким, а то сам под два метра ростом, да ещё "бушлат" из сырых досок. Тут целой артелью выносить надо. А как? – если на лестничных площадках не развернуться. Вот и уродовались вдвоём с товарищем. Неудобно о покойниках что-либо худого говорить, но тут Коля отвёл душу. Прости Господи, если ты слышал. Да хоть бы родственником кому-то из них доводился, а то случайный знакомый. Даже совсем не знакомый. Он по делу к товарищу зашёл, и к тому вот так же вот позвонила убитая горем старушка, и пришлось пособлять. Оказывается, приезжими старички были, не успели знакомыми обзавестись, и родственники не смогли вовремя подъехать. Жалко старушку стало, вот и впряглись…

И сейчас, увидев свою гостью за порогом, у Выборова всё похолодело внутри. Едва не закричал: чур, не я! – и чуть было не захлопнул дверь.

– Мил человек, вы меня только выслушайте, – запела женщина и юркнула в квартиру.

Ну, раз вошла, значит не так все страшно, мелькнуло в голове Выборова. Что-то у неё положительное случилось, то есть не смертельное.

– Жалобу мне помогите написать на нашего директора.

"Ах, вот оно что! – вздохнул облегчёно Николай. – Ну, это нам по силам. Это мы могём. Это не гробы таскать".

Старушка, войдя, ловко скинула резиновые сапожки с ног, поочерёдно наступая пятками на их носки, и хозяин проводил её в залу, в одну из комнат двухкомнатной квартиры.

– Присаживайтесь, – предложил Коля, показав рукой на кресло, стоящее по другую сторону журнального столика.

Гостья лицом посветлела и, присаживаясь на краешек кресла, стала на столике развязывать платочек. Хозяин выключил телевизор и тоже сел напротив, на прежнее место.

– Ну, так что у вас там случилось? – спросил он участливо.

– Беда, – сказала гостья, – как в какой сказке живём: поди туда, куда сам не знаешь, и поищи то, чего не разумеешь.

– Как это?

– И-и милай, и сами не знаем. Тыкаемся, как слепые кутята из одного боку в другой, а зачем, для чего, никак в толк не возьмём.

Освободившимся от бумаг платком она вытерла глаза, дунула в него из носа и обтёрла губы.

– Тут, значит, вот как всё получилось-то, – начала старушка, поудобнее усаживаясь в кресле, как бы втираясь в него, егозя задом.

И вдруг вспомнила, что позабыла представиться. Простодушно сказала:

– Меня бабой Варей зовут, а тебя, как люди сказывают, Коля Писарь.

Коля в некотором смущении подкашлянул в кулак и перевёл взгляд с бабы Вари на её документы. Там лежали удостоверения, паспорта и какие-то бумаги с печатями, похвальные грамоты, видимо, с места работы.

– Так вот, Коленька, – вновь начала рассказывать баба Варя. – С чего всё началось, сказываю, чтобы тебе понятно стало. А с того, что дал, значит, наш директор, нашим детям трёхкомнатную квартиру, вот рядом, напротив вас, в новом доме, – кивнула на окно. – Он, значится, дал, дай Бог ему здоровья, а они тут и говорят нам, дети-то наши:

– Дорогие родители, всё, хватит вам мыкаться, перебирайтесь к нам жить!

Ты понимаешь, мил человек, нет? Другие не знают, как от стариков избавиться, а наши к себе влекут. Вот уж мы обрадовались… – промокнула глаза платком, – вот уж порадовались. А ведь и вправду, тяжелёхонько становится. Я-то ещё мало-мальски бегаю, а дед мой худой больно. Он ведь инвалид войны, ребёнком ещё был покалечен. Нога у него не гнётся и рука кренделем, – изогнула руку калачом. И тут же, спохватившись, добавила: – Не-ет, но он у меня сиднем-то не сидит, работает помаленьку. Сторожит тут объекты разные, стройки. Двадцать три годочка отслужил исправно. Им очень даже наш директор доволен, сам мне выговаривал.

Я тоже при медицине состою. Двадцать пять годков тоже отплавала – (хохотнула) – на швабре. Рентген кабинет мою. Когда нет работниц, так весь первый этаж прибираю. Работы-то я не боюсь. Ладно работаю. Вона сколь наградок похвальных, – и с грустью вздохнула. – Да вот, сами видите, изработалась я, эх-хе. Шутка ли, домишко, в котором мы счас живём, в котором и детки наши выросли, сама, можно сказать, построила. Каждую дощечку сама прилаживала, каждую жёрдочку. И дрова, и сено заготавливать и за скотом ходить, всё на мне. А дед мой, чё с него взять? – калека.