В ходе осуществления догоняющих модернизаций неизменно происходили события, принципиально меняющие ход и даже направление реформ. Модернизации начинались для того, чтобы достичь уже поставленных, осознанных монархом, правящим классом или всем обществом целей. Иван Грозный намеревался сделать Москву Третьим Римом, Петр I хотел догнать Европу, большевики собирались разом достичь и того и другого, построив коммунизм — некий аналог «Царства Божия на земле». Общим для всех реформ и революций явилось то обстоятельство, что полученный впечатляющий результат абсолютно не соответствовал первоначальным целям.
Как только эти концепции преобразований начинали применять на практике, так выяснялось, что в рамках стабильного состояния системы управления их реализовать нельзя. Старые управленческие структуры, бюрократический аппарат, традиционный менталитет населения препятствовали реформам, успешно защищая относительное благополучие и покой как верхов, так и низов. Государь и те слои общества, которые поддерживали преобразования, приходили к выводу о необходимости перевода системы управления в нестабильное состояние, в режим «конкуренции администраторов».
С помощью разного рода приемов, специфичных для различных эпох, они налаживали аварийно-мобилизационное управление, отдельные звенья системы начинали конкурировать между собой, возникал механизм сравнения вариантов, рождались нововведения. «Естественный отбор» в конкуренции между ними (специфичная административная российская конкуренция) давали высокие темпы обновления всех сторон жизни страны. И вскоре становилось ясно, что новые правила и стереотипы поведения, вырабатываемые администраторами уже в ходе реформ и революций, в корне отличались от того, ради чего, собственно говоря, эти преобразования и затевались. Происходила подмена целей реформ их средствами.
Неизбежно оказывалось, что для воплощения в жизнь благих целей модернизаций администраторы выбирали абсолютно противоречащие этим целям средства. Администраторы были правы. Цели пришли издалека, они не могли соответствовать нашей российской действительности. А что касается средств, то администраторы лучше разных там теоретиков знали, какие средства допустимы — те, что результативны. Если начальные этапы реформ характеризовались попытками (как правило, безуспешными) перенести на отечественную почву зарубежные теории и практический опыт, то затем переведенная в нестабильный режим функционирования система управления генерировала огромное количество собственных инноваций, на базе которых и происходило завершение преобразований. Так что реформы и революции делались «своим умом», винить больше некого.
Опричнина, по замыслу царя, должна была «перенести, по крайней мере в часть державы, тот порядок, который Иван Грозный видел в монастырях, создать царство-монастырь во главе с царем-игуменом. А то, что получилось безобразие и пьяный разгул, по-видимому, тоже не случайно. Практика утопии всюду уничтожает ее идею»[313].
Петр I собирался строить цивилизованное, правовое, в понимании людей начала XVIII века, государство, где царь издает законы, подданные их исполняют, где нет коррупции, все работает четко как часы, всяк сверчок знает свой шесток. А в результате вынужденно примененных Петром и его сподвижниками средств получилось, что Петр создал восточную деспотию. Россия после петровских преобразований стала по образу жизни еще более азиатской страной, хотя внешне, благодаря бритью бород и камзолам, европеизировалась. Окончательно закрепилось крепостное право, абсолютно не западное явление; появилось множество других особенностей, противоречащих европейским системам управления.
Социал-демократы хотели построить свободное от эксплуатации государство, союз свободных народов, а создали кошмарную систему ГУЛАГа, где народы подавлялись куда жестче, чем при царях, а рабочий класс отнюдь не был правящим классом. «Ленин в книге „Государство и революция“ писал, что пролетариат, взяв власть, непременно покончит с бюрократизмом. Но военный коммунизм повлек сверхцентрализацию, а как следствие — огромную бюрократизацию»[314].
В ходе рыночных преобразований начала 90-х годов XX века реформаторы планировали отделить бизнес от государства, создать независимую конкурентную среду, а получилась «система, в которой несколько человек приватизировали государство, а само государство обюрократило частных предпринимателей, превратив их в неформальных высших чиновников»[315]. Средства в очередной раз заменили собой цели.
Можно привести более частные, отраслевые примеры.