Русская Америка. Сухой закон

— Двести? — задумался аптекарь, — Я могу дать только сто пятьдесят. С условием, что Вы возвратите их мне в течение ровно тридцати дней. Моя ставка — пятьдесят ещё сверху. Если же Вы запоздаете и вернёте их после Нового года, то нужно будет уплатить не пятьдесят, а сто сверху, А дальше — пеня в размере двадцати процентов каждую неделю. И ещё, я должен знать — кто будет Вашим поручителем, — твёрдо назвал свои условия Соломон.

Понятно. Намекает, что чем ближе к семнадцатому января — дню, когда заработает Сухой закон, тем больше будет стоимость продаваемого мною виски. А значит, и навариться ростовщик тоже хочет сильнее. Логично. Аптекарь думает, что раз я беру такую небольшую для бутлегерства сумму, то и выхлоп у меня будет как у рядового поставщика какого-нибудь захудалого спикизи — подпольного бара. Только он не в курсе моих планов…

— Позвольте полюбопытствовать, Соломон Михайлович, почему сто пятьдесят? Неужели для Вас в данном вопросе есть какая-то разница? — вежливо поинтересовался я.

— Вы хорошо говорите, Алексей, у Вас явно было неплохое образование. И поэтому я надеюсь, Вы меня поймёте как цивилизованный и воспитанный человек. У меня есть определённые принципы. Считайте, что в моей голове существует ранжир, по которому я делю людей на предмет финансовой надёжности. Я учитываю Ваш возраст. Смею предположить, что догадываюсь о размере заработка. Поэтому, сто пятьдесят — это предел для Вас. Поверьте, это верхняя граница возможного… — мягко проговорил аптекарь.

Что ж. И то хлеб. Я, конечно, очень надеялся на большее и теперь придётся идти по более бюджетному варианту. Однако и на этот случай у меня были мысли.

— Я Вас понял, Соломон Михайлович. По рукам! — кивнул я.

— Кто будет Вашим поручителем?

— Снаружи меня ждёт друг. Я думаю, он согласится им стать.

— Что ж, позовите его, пожалуйста. Я приготовлю деньги, — аптекарь встал и вежливо протянул руку в сторону выхода, делая вид, что пропускает меня.

Через пару минут Мишка топтался рядом со мною около прилавка. На улице я попросил его поменьше говорить и отвечать только по делу. Стоит добавить, что друга пришлось поуламывать, ведь, когда мы ехали к ростовщику — разговора о поручительстве я не предвидел. Между прочим, пока я ходил за ним, к нашей компании добавился ещё один человек.

В дверях, ведущих в подсобные помещения аптеки, безмолвно застыл худощавый и коротко стриженный парень в очках, отдалённо похожий на Соломона Михайловича. Родственник — решил я про себя. Руки его были сложены на поясе. В одной красноречиво застыл Кольт 1911. Хорошая машинка. Мы с Мишкой и пикнуть не успеем, как нас нашпигуют свинцом. Скорее всего, за прилавком у хозяина тоже лежит аргумент поубойнее. Неудивительно, вдруг мы решили на пару грабануть зажиточного еврея.

— Как Ваше имя, молодой человек? — елейно улыбнулся моему другу Соломон.

— Михаил. Михаил Рощупкин.

— Никанор Вадимович не Ваш ли отец, — вкрадчиво спросил аптекарь.

— Да, мой. Мы занимали у Вас когда…

— Молодой человек, если бы моя память была плоха, то я бы сидел в кресле, а не стоял за прилавком. А на этом месте трудился кто-то другой. Я прекрасно помню Вашего отца. Передавайте ему от меня привет и наилучшие пожелания. Как здоровье матушки?

А пальцы Соломона тем временем отсчитывали хрустящие доллары. Мишка даже застыл, наблюдая за магией его рук.

— Всё хорошо. Спасибо…

— Вот и отлично. Тут ровно сто пятьдесят долларов. Пересчитывать будете?

— Нет, я всё посчитал, — парировал я и возвратил улыбку собеседнику. Мы несколько мгновений сверлили друг друга глазами, после чего он уже без лишних наигрываний спокойно заявил:

— Я надеюсь, что наша договорённость будет соблюдена, раз мы не пишем расписки. Я Вас убедительно прошу, не заставляйте меня обращаться за помощью о взыскании долга к господину Горскому.

Многозначительное ударение на фамилию главного бандита нашей русской общины не оставляло сомнений — ростовщик именно через него выбивает долги с тех, кто проштрафился. И если мы не вернём деньги, то заплатим здоровьем, а затем будем должны ещё больше. Ведь Горский тоже хочет кушать и возьмёт плату за свои «услуги» с Соломона.

Мишка набычился, но стоял молча.

— Разумеется, мы все понимаем, Соломон Михайлович, — я бережно забрал пачку долларов с прилавка и сунул за пазуху, — Не сомневайтесь, мы не подведём. Разрешите откланяться.

— До свидания, молодые люди. Лев, проводи гостей, — кивнул хозяин своему помощнику.

Молчаливый Лёва закрыл за нами дверь. Признаться, идти под дулом пистолета было не особо комфортно. По спине пробежал давно забытый холодок.

Мы спустились по ступеням, и Мишка со злостью сообщил:

— Вот урод! Тычет этим Горским. Да этот Лёва и сам порешит кого угодно и не шелохнётся. Как чурбак с глазками. Он вообще моргает?

— Тише. А что ты хотел? Зачем ему подставляться? Он решает проблемы так, как ему удобно. Его дело — считать деньги. А дело Горского — крутить головы и трясти лавочников.

— Ты как будто его защищаешь! — возмутился Рощупкин.