Русская Америка: Открыть и продать!

Этого Маркс не понял. И уже не в развитие мысли, а просто так, «в довесок», приведу такую вот деталь из его письма 1870 года… Он писал Кугельману, что курс рубля на лондонской бирже упал до 28–29 пенсов при норме в 40 пенсов. А одной из причин было то. что вследствие конкуренции американских хлебов на мировом рынке вывоз хлебов из России сократился на одну треть.

Всего лишь одна цитата, относящаяся к продаже Русской Америки. Но как перемешано в ней точное и ошибочное, подлинное и притворное. И это для освещения (или — затемнения?) проблемы очень характерно.

ВОТ ЕЩЕ одна ее сторона — алеуты…

«Словарь американской истории с колониальных времен до Первой мировой войны» издания 1997 года под редакцией академика Фурсенко сообщает, что алеуты (самоназвание — унанганы) к середине XVIII века имели численность «от 10 до 25 тыс. чел.».

И уже эта исходная цифра дает возможность для любых манипуляций. Если алеутов к моменту начала эпохи Шелихова было, скажем, фактически 10 тысяч, а через полсотни лет стало фактически же 15 тысяч, то все равно можно заявлять, что русские истребляли алеутов массами, если принять их исходную (по Фурсенко) численность в 25 тысяч человек.

Поэтому не приходится удивляться, что в том же источнике сказано: «Алеуты, добившиеся высокого совершенства в морских промыслах, стали объектом жестокой эксплуатации со стороны русских купцов, в результате чего о-ва обезлюдели (ок. 2,5 тыс чел. к 1834)».

Ну, не русские, а просто людоеды — хоть в Нюрнбергский трибунал их отдавай!

Еще один нео-«петербуржец», профессор Андрей Гринев опубликовал в номере 8-м журнала «Вопросы истории» за 2003 год статью с названием «Характер взаимоотношений русских колонизаторов и аборигенов Аляски», где много распространяется о жестоком-де избиении русскими промышленниками алеутов.

Вообще-то Алеутские острова — это не Аляска, а Алеутские острова. Но профессор-то имеет степень доктора исторических, а не географических наук, так что — что уж там… Тем более что об историях он пишет неприглядных — да еще со ссылками на архивы Русского географического общества, на известных нам Сарычева, Головнина, Хвостова с Давыдовым…

Русский передовщик Иван Соловьев выглядит в изображении Гринева холодным садистом. Для того чтобы проверить, на каком-де человеке остановится пуля, Соловьев якобы простреливал двенадцать связанных вместе алеутов. Как можно связать в ряд двенадцать (!) человек, да еще так, чтобы они стояли по струнке, когда их убивают, профессор не задумывается. И он же не дает себе труда спросить: насколько достоверны используемые им сведения И.Е. Вениаминова, автора труда 1840 года «Записки об островах Уналашкинского отдела», жившего через семьдесят пять лет после Соловьева? И все ли верно говорили таким «информаторам» некие «старики-алеуты»?

Гринев называет цифры якобы «уничтоженных Соловьевым» алеутов на одних лишь Лисьих островах — то ли три, то ли пять тысяч человек (оговариваясь, правда, что некоторые исследователи считают эти цифры явно преувеличенными). Но у Соловьева при таких масштабах избиения просто не осталось бы порохового припаса на морских бобров!

Ничтоже сумняшеся, Гринев упоминает и тот «Репорт морехода Ивана Соловьева прапорщику Т.Н. Шмалеву» из издания 1948 года, который в главе 2-й цитировал и я…

Но — лишь упоминает…

Еще бы! Если прочесть его весь, то профессорские обвинения как-то сразу станут неубедительными и сомнительными. Жаль, не могу я привести этот «репорт» полностью. Однако вот небольшая, вполне представительно описывающая ситуацию часть его…

Бывшие «толмачи»-алеуты Соловьева — Агюяк и Кашмак, вышедшие к русским добровольно, рассказали гостям об избиениях русских алеутами, и предупредили, между прочим, вот о чем: «Тоены (то есть старшины, вожди. — С.К.) того острова… мужиков (то есть простых алеутов. — С.К.) склоняли: как-де русские придут и ежели благополучно выдут на землю и поселятся на наших островах, доколе станут жить вместе, тогда походами на них не ходить, нам-де удачи не будет, а жить-де сперва станем дружно; а как разъедутся на промысел по артелям, тогда-де учиним нападение вдруг, чтоб они из одной в другую артель не могли подать вести, и так обманом русских путче можем прибить всех без остатку…»

Вот так…

Написав это, Соловьев далее признался: «И я, как услышал о таком неблагополучии, весма стал жить осторожно…»