Мы гуськом потрусили за Петром, и вскоре очутились в его «кабинете». Это он его так назвал, не я. Маленькая комнатка, по размерам, больше похожая на кладовку для хранения швабр и ведер для мытья полов. Старый письменный стол, на котором лежал кусок стекла. Настольный календарь за прошлый год, карандашница. Три старых венских стула, один табурет и старенький книжный шкаф, заклеенные старыми газетами стекла которого, навевали грустные мысли о тщете всего сущего. Маленькая колченогая тумбочка рядом со столом хранила на себе следы прошедших нелегких лет, а царапины и порезы на ней, возможно, сохранились еще со времен гражданской войны. На ней стоял старенький электрический чайник и две фарфоровых кружки с цветочками по бокам, скорее всего из тех же времен. Но, к моему удивлению, небольшое окошко, выходящее на палисадник, было чисто вымыто и на нем висели кипенно-белые шторки с искусной вышивкой по краю. У меня зародилось сомнение, что Петька сам мыл это окошко. Но, вслух я высказывать его не стала.
Волошин занял свое место за столом, и с тяжким вздохом снял фуражку, положив ее на стол. Мы с Надеждой расселись на стулья. Они под нами встревоженно скрипнули. Я опасливо покосилась на Надьку. Но, судя по всему, на этих стульях она сиживала не раз. Потому как, никакой особой тревоги или опасения на ее лице не отразилось. Петька смущенно обвел свое хозяйство взглядом и робко спросил:
– Может чайку?
Мы с подругой, не сговариваясь, молча кивнули. Петро стал хлопотать над чайником, и, не теряя времени, задал нам вопрос.
– Ну, девки, рассказывайте, чего углядели на пожаре?
Мы с Надькой переглянулись. Я ей кивнула.
– Давай, ты первая. Ты раньше меня прибежала.
Надюха сделала серьезное лицо, прокашлялась для порядка и начала, вполне незатейливо.
– Ну, значит, так. Не спалось мне. Вышла на крылечко, воздухом подышать. Чую, гарью пахнет. Смотрю, от Генкиной избы дым валит, ну и зарево видно уже было. Я перво-наперво, в магазин метнулась. У меня там телефон есть. В леспромхоз дежурному позвонила, а уж потом и побежала. Когда прибежала, значит, дом то уже горел во всю. Но, странно было то, что горел он сразу со всех сторон. Будто, кто поджог его. Про газ или там, проводку, мне даже не говорите! Видала я, как от замкнувшей проводки загорается. А газ, он бы взорвался тогда. А никаких взрывов не было. Тут собаки завыли и люди стали подбегать. Кто с ведрами, кто с ломами и лопатами. Потушить старались. Только, все напрасно. – Тут, она взглянула со значением на участкового. – Если Петр Аникеевич мне позволит предположение высказать, то я скажу, что его, то есть, дом, не иначе, как бензином облили. Уж больно он резво загорелся. А, ведь, бревна то, старые, толстые. А горели, как хворост. – Она выждала несколько секунд, ожидая, что мы что-то скажем. Но, мы смотрели на нее и молчали, не прерывая рассказа. И она, воодушевившись, продолжила. – Ну, а тут уж народ сбежался. Варька, ты прибежала тоже. Потом приехала пожарка. А остальное ты, Петечка, уже и сам знаешь.
Петька озадачено тер лоб, а мы во все глаза смотрели на него. Может, чего скажет нам нового. Тут закипел включенный чайник, и он принялся разливать кипяток по кружкам, предварительно сыпанув в них сухой заварки.
– Варвара, а ты чего видела? – Обратился он ко мне.
Я пожала плечами.
– Да, все тоже самое. Я, когда примчалась, полыхало уже одним большим костром.
– Ну, может вы кого такого заметили, кто убегал или еще как необычно себя вел? – Чувствовалось, что нашей информации ему явно недостаточно.
Надежда посмотрела на меня, а я на нее. По ее глазам я поняла, что ей явно хотелось что-нибудь эдакое от себя присочинить. Но, под моим суровым взглядом, она тяжело вздохнула и ответила за нас обеих.
– Да, ничего такого мы не видели.
А я подумала о старухе. Наверное, что-то такое отразилось на моем лице, и участковый мгновенно вцепился в меня.
– Что, Варвара? Ты что-то видела?
Я, досадуя, что не сумела скрыть своих эмоций, медленно начала говорить:
– Нет. Не думаю, что это имеет значение. Бабку я видела. Вся в черном, стояла, раскачиваясь, и что-то бормотала. Все кругом бегали, суетились. А она стояла, как вкопанная. Я думала, может ей плохо, помочь хотела. А она что-то пробурчала мне, да и пошла прочь. – О том, что я почувствовала и о словах старухи говорить, почему-то, совсем не хотелось.
Надежда махнула рукой.
– Так это, должно быть, сумасшедшая была, ну бабка Феша, мать сгоревшей Таньки. – Пояснила она. Потом, посмотрела на меня со значением. – Так ты что, думаешь, это она подожгла, ну, дом то?
Я испуганно замотала головой.
– Нет. Не думаю. Да ты сама сказала, что загорелся одновременно со всех сторон. Значит, поджигателей было, как минимум, двое. И потом, что ж она, дочь свою убить решила, что ли? – Я немного помедлила. – Мне показалось, что не такая уж она и сумасшедшая. Может, чуток не в себе. А так, вполне нормальная.
Все дружно и разочарованно выдохнули. Петька поскреб затылок, и вздохнул.