Русалочья ночь

– Да, иди. Сейчас я, Гриша, -

как во сне еще Ариша.

На себя не наглядится,

отражению все дивится.

Наконец-то осознала,

что с сестренкой плохо стало.

К ней зашла, а та лежит,

без участия глядит.

– Что с тобой, сестра, скажи!

– Утонула я во лжи.

И тебя ведь я сгубила.

Поделом я получила.

Вижу все назад вернулось:

ты красавицей проснулась,

я опять дурнушкой стала.

– Что такое ты сказала?

Ты всегда была красивой,

только грустной, несчастливой.

Я ж тобою любовалась, -

тут Ариша ей призналась.

– Первый раз такое слышу

от тебя, сестра Ариша.

– На меня ты не похожа,

ты другая, но так что же?

Ты бела, а не бледна,

и как ландыш ты нежна.

Не худа ты, а стройна,

утонченна и скромна.

Слезы хлынули ручьем

у Алены: – Я во всем

виновата. Ты прости!

– Я прощу, ты не грусти.

Я с русалкой повстречалась.

И она во всем призналась.

– Ты с русалкой говорила?!

Что взамен та попросила?

– Стыдно мне тебе сказать,

но смогла я своровать

тот кулончик, что у Гриши, -

взгляд потупила Ариша.

А Алена подскочила.

– Тот, что я ему дарила?!

Тот кулон ведь непростой!

Где же он? – Он под водой.

– Гриша где? Беда случится!

Отвечай скорей сестрица.

– Он сказал, к реке пойдет

и воды нам принесет.

– Надо нам быстрей бежать,

парня бедного спасать!

Оберегом был кулон.

С ним был Гриша защищен

от русалкина проклятья.

На меня она заклятье,

рассердившись, наложила.

Я того, кого любила,

ей должна была отдать.

Надо Гришу нам спасать.

К речке сестры прибежали.

Гришу там они застали.

Он купается, плывет

и на берег не идет.

И зовут, а он не слышит.

В воду бросилась Ариша,

за корягу зацепилась.

И вода вдруг замутилась.

Смех пронесся над рекой.

А Алена за спиной

плачет, воет, голосит.

И вокруг туман висит.

Снова смех, и Гриша скрылся,

в том тумане растворился.

А девицы все зовут,

все надеются и ждут.

Им никто не отвечает.

Ветер ивушки качает,

разгоняет облака.

Вот очистилась река.

И пуста речная гладь.

Никого там не видать.

Но они до ночи ждали,

хоть надежд уж не питали.

Ясно, Гриша утонул,

к Ране в гости заглянул.

Молча к дому возвратились.

Время шло, они смирились,

хоть и было тяжело.

В судьбы их вмешалось зло.

Порыдали, погрустили,

но друг друга все ж простили.

Сестры ведь, родная кровь.

Не оставит их любовь.

И за каждой есть вина.

Что Алена не дурна,

ей сестра не говорила,

не ласкала, не хвалила.

И Алена согрешила,

зависть суд над ней вершила.

Зло же время не теряло,

искушало, соблазняло.

Да и что тут говорить?

Надо ль девушек винить?

Уж наказаны. Довольно.

Им бы жить теперь спокойно…

Но Алена замечает,

что-то с ней не то, скучает,

без причины слезы льет,

и тошнит, живот растет.

– Что со мной, скажи, сестра?

– Нет ведь худа без добра!

У тебя ребенок будет.

Не мечтали мы о чуде,

а оно вот и случилось.

Скоро дочка появилась

у Алены. Все, как надо.

За любовь ей вот награда.

И ребенок был здоров.

Звать не надо докторов.

И хорошая девчушка

спит спокойно на подушке,

и не плачет, не кричит.

С умилением глядит

на нее Алена – мать,

глаз не может оторвать.

Словно кукла, как игрушка,

улыбается девчушка.

Радость вновь вернулась в дом.

Спит русалка подо льдом,

больше их не беспокоит.

В поле ветер зимний воет.

Слышат, кто-то в дверь стучит.

Открывают. Там стоит

бабка старая, седая.

Ей Арина: – Вас не знаю.

Кто Вы, бабушка, откуда?

– Долго я гостить не буду.

Я свое лишь заберу.

И Ариша на сестру

смотрит. Нет на ней лица.

– Нашим бедам нет конца.

Ведьма это, я узнала, -

ей Алена тут сказала.

– Долг придется оплатить.

Что мое, то возвратить.

– Что ты хочешь?! Забирай!

Деньги вот! Да и ступай.

– Денег мне твоих не надо.

Мне нужна твоя отрада, -

рот беззубый искривился,

кровью мутный глаз налился.

– Что?! О чем Вы говорите?!

– Дочь свою вы отдадите.

Говорила я, приду

и, что надо мне, найду.

– Нет, я дочку не отдам!

– Я тебе не по зубам.

Я ж твою сестру спасла.

Жениха не сберегла

ты сама. Ты виновата!

Вот теперь пришла расплата.

Палкой стукнула об пол.

И подпрыгнул в кухне стол.

Стены в доме задрожали.

Сестры каменны стояли.

Прочитала заклинание.

– Вы очнетесь, как желание

я свое осуществлю.

Не мешать мне вам велю.

К колыбели подошла

и ребеночка взяла,

и в корзинку положила,

одеялами накрыла.

Обернулась на пороге:

– Я велю забыть тревоги!

Все, что было, было сном!

Позабудьте вы о нем!

Дверь захлопнулась, ушла

и ребенка унесла.

Скоро девушки очнулись,

со смущением оглянулись.

– Видно, долго мы трудились,

от усталости забылись.

Снег почистить, намело.

Дров подбросить, чтоб тепло

их домишко согревало.

Да заштопать одеяло.

Да скотину покормить.

Приготовить, все помыть.

Все в делах. Вот и устали.

Так девицы рассуждали.

– Что такое здесь, Алена?

Колыбель полна пеленок.

– Колыбель?! Уж и не знаю.

Что-то не припоминаю.

Верно, кто-то приходил

да, наверное, забыл.

– Да, наверное. Уберу.

Я в сенях ее запру.

Дальше сестры хлопотать

принялись. Да накрывать

стол к обеду уж пора.

За окошком детвора,

бабу снежную лепили.

Все сестрицы позабыли:

ведьму старую, русалку.

И дочурку им не жалко.

Нет у них воспоминаний,

нет желаний, нет мечтаний.

Есть старинное предание.

Воплотится в жизнь мечтание,

если ты венок сплетешь

и к русалке отнесешь,

а она его возьмет.

И к тебе потом придет.

Надо ль деве доверять?

Договор с ней заключать

вам не надо торопиться.

Зла и нечисти сестрица

эта дева водяная.