Русак

Для Сергея, чьё сознание со слова «три» переключилось в какой-то особый, наверное, лишь опытным бойцам, и то не всем, знакомый режим, время пошло, как в замедленном фильме. Он видел и успевал осознавать и принимать решения в событиях, чьё время измерялось долями секунд. Его рука скользнула к рукоятке пистолета, большой палец вошёл между телом и рамой «ТТ», уткнувшись кончиком в затворную задержку, скользнул чуть вниз и лёг на скос ребристой, звёздчатой, накладки. Одновременно, все три нижних пальца — средний, безымянный и мизинец — обняли рукоять с противоположной стороны и потянули пистолет вверх из-за ремня. Указательный палец лёг первою фалангою на спуск и плавно выбрал его до упругого упора. Левая рука взлетела вверх, подхватывая на лету в складывающуюся горсть снизу, сжатую пальцами правой руки рукоятку пистолета и создавая треугольник, вершиною имевший пистолет, а основанием — грудь между плечами. Слегка пригнувшись и выводя на цель ствол пистолета, Сергей взглядом поймал на ствол верх грудины Кукарачи, то место, где обычно заканчивается ворот бронежилета. Затем он выжал спуск до конца, коротко выдохнув и задержав дыхание на выстрел. Колёсико с нарезами, венчающее, словно «ирокез», курок «ТТ» сорвалось вверх, влекомое телом курка и вздрогнуло, ударив по торцу бойка, с железным характерным звуком, услышать который перед взрывом пороха в патроне успевают лишь очень тренированные люди. Бах! — выстрел! Серёга замирает, пытаясь осознать — кто же в кого попал, и осознанье это, как обычно, происходит задолго до того, как разорванные пулей нервные окончания в плоти посылают в мозг свой последний, словно звук лопнувшей струны, сигнал. Сергей, прищурившись, сквозь лёгкий дымок выстрела видит, как его пуля входит Вите в горло, чуть выше края грудины и, пробивая ткани горлового хряща и мышцы за ним, пронзает шейный позвонок, навеки прерывая связь мозга Кукарачи с его прекрасно развитым, таким живым мгновеньем раньше телом. Витя, открыв рот, падает, рухнув всем телом, как бык, которому тореадор перерубает шпагой спинной мозг в загривке. Сознание Сергея сканирует себя, пытаясь распознать — куда попала пуля Кукарачи: не в голову (раз он способен думать), не в сердце (раз оно не схлопнулось, выбрасывая струи крови в грудную полость через вновь возникшие, «нештатные» отверстия). Так, значит, есть ещё огромнейшая целая секунда, в которую Сергей должен успеть отработать ещё две цели, может быть, даже три, и лишь потом разрешить себе расслабиться и позволить телу ощутить те разрушения, которые в нём, возможно, произвела пуля из пистолета Кукарачи, если она всё же в него попала…

Со стороны происходящее выглядело так.

Два выстрела одновременно, Кукарача падает, Сергей, развернувшись в сторону Алика с телохранителем всем телом, «жёсткой рамой» стреляет в ухватившегося за перламутровую рукоять кавказца. Бах! — и, пока тот падает с пробитым пулей сердцем, «жёсткая рама» уже направлена на суетливо дергающего «ПМ» из кобуры «быка». Бах! «Бык» с пробитой пулей головой рухнул рядом с ещё не успевшим начать истекать кровью телом хозяина.

Секунда, длившаяся для Серёги вечность, закончилась. Стоя с пистолетом наизготовку в тренированных руках, он обратил свой взор на ошарашенного грохотом стрельбы и всем произошедшим Ефима Григорьевича, в волнении поправляющего на носу очки.

Два человека, объединённые взаимной ненавистью, взглянули друг другу в глаза, и старший, толстенький, с прижатой к груди папкой, не выдержал взгляда спецназовца, в котором слишком ясно высветился приговор торговцу вверенными ему для сбережения телами и душами сирот.

Директор, вскрикнув, бросился бежать: сперва к реке, затем, сообразив, что там тупик, обратно, в сторону леса. Сергей опустил пистолет.

— Нелли! Взять!

Собака вылетев из-под палаточного тента, длинными прыжками мгновенно догнала пыхтящего и спотыкающегося о кочки человечка, ударом мощной овчарочьей груди свалила его с ног и, придавив упавшего к земле широкими, когтистыми лапами, зависла страшной клыкастой пастью над побелевшим от ужаса лицом директора детдома.

— Держать! — скомандовал Сергей и повернулся к Кукараче. Тот был ещё жив, судорожно открывал рот, словно желая сообщить Сергею что-то очень важное, и смотрел на сразившего его боевого друга призывным, требовательным взглядом.

Серёга подскочил к нему, встал на колени и склонился к лицу застреленного им «братишки». Кукарача улыбнулся. Сплёвывая всё наполняющую рот кровь, сочащуюся из простреленного горла, теперь уже бывший снайпер прошептал:

— Командир! Командир! Серёжа! Пуговку на бейсболке покажи!

Ещё не успев врубиться в смысл этой самой бессмысленной в такой момент просьбы, Сергей «на автомате» снял бейсболку и повернул её макушкой к взгляду Кукарачи. Увидев нечто, столь важное ему, Витюха весь расплылся в блаженной окровавленной улыбке.

— Попал! — выдохнул он и, закрыв глаза, умер.