Читаем Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры полностью

Заметим, однако, что тенденциозность начального летописания, ориентированного на библейскую традицию, принципиально иная, чем тенденциозность позднесредневековых сочинителей. Для первых русских летописцев недопустимым было творение неизвестных Библии потомков Ноя, вроде Леха, Чеха и Руса и т. п. Е. К. Ромодановская, вслед за Д. С. Лихачевым, исследовала историческую природу вымысла в древнерусской историографии, отчасти реабилитируя «романтический» образ летописца. Древнерусскому писателю было свойственно стремление к «правдивости». «Вымысел» был невозможен, пока существовали независимые политические оппоненты и противники (летописание велось в разных древнерусских центрах, с самого начала — в Киеве и Новгороде. — В. П.). «Как только Москва подчиняет себе последнее «вольное» княжество — Новгородское, оказывается сломанной система «правдивого» официального летописания. Придворная историография начинает фиксировать лишь то, что необходимо великокняжеской власти и впервые получает возможность вводить «государственный вымысел» (термин Д. С. Лихачева. — В. П.) в историю, политическую легенду, публицистику» — речь идет о «Сказании о князьях Владимирских», конструкциях, связанных с идеей «Москва — третий Рим», историческом повествовании XVI в. (Ромодановская 1994. С. 61–62; ср.: Прохоров 2010. С. 251–256)[33].

Неприемлемым для древнерусского летописца было и обращение к дохристианской мифологической традиции — этногоническому мифу об автохтонах: В. В. Иванов и В. Н. Топоров (1974) реконструировали «основной миф» балто-славянской традиции. Согласно реконструкции, праславянам (балто-славянам) был известен миф о женитьбе громовержца (в древнерусском пантеоне — Перуна) на женском персонаже, воплощающем землю/воду (в древнерусском пантеоне — Мокошь). В сюжет священного брака вмешивается змеевидный персонаж (продолжением этого персонажа считается древнерусский Волос/Велес), стремящийся похитить супругу громовержца. Потомством этого брачного союза должны были быть люди — славянские племена, подобно скифским племенам — потомкам змееногой богини. Естественно, монах-летописец не мог производить новый народ от древних автохтонных химер, языческая мифология была для него бесовскими «кощунами», славяне были потомками Ноя[34].

На поиски библейской генеалогии славян были направлены усилия первого русского историка, составителя «Повести временных лет»[35].

<p>Глава I</p><p>Начало русской истории</p><p>Славяне и летописная предыстория Руси</p>

«От сих населились острова народов в землях их,

каждый по языку своему, по племенам своим,

в народах своих».

Бытие, Х, 5
<p>***</p>

Начальная летопись (в разных редакциях) приступает к повествованию о русской истории со знаменитых слов: «Повесть временных лет, откуда есть пошла Русская земля, и кто в ней почал первее княжити, и откуду Русская земля стала есть» (ср. ПВЛ. С. 7; БЛДР, т. 1. С. 62). Продолжение темы выглядит несколько обескураживающе: «По потопе трие сынове Ноеви разделиша землю, Сим, Хам, Афет». Речь идет не о Русской земле, а о всемирной библейской истории, космографии, описании разделения ойкумены между тремя сыновьями Ноя после потопа, когда восточные страны достались Симу, южные — Хаму, северные и западные — Иафету. Лишь в описании части Иафета летописец находит место для словен (славян), а затем для руси, обитающей еще на Варяжском море, на краю ойкумены.

Космографическое введение, не относящееся прямо к Русской земле, кажется «посторонним», тем более что и начинается оно с истории «по потопе», а не от Адама, как начиналось историческое сочинение, на которое ориентировался составитель ПВЛ, — Хроника Георгия Амартола.

Более уместным выглядит введение, предпосланное другому древнему летописному своду, повествующему о начальной истории Руси — Новгородской первой летописи (НПЛ), где речь сразу идет о центрах Русской земли — Новгороде и Киеве, приравниваемом к Риму и Александрии (см. главу II). Составитель НПЛ также пользовался данными византийской хронографии (как уже говорилось во Введении, для нее свойственно было соотнесение данных античной традиции с библейской); но космографии — разделения земли сыновьями Ноя — своей летописи не предпосылал. Что заставило составителя ПВЛ начать русскую историю с библейской, да еще не с самого Адама, а с потомков Ноя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное