Русь, собака, RU

Я обойдусь без подземного гаража: не может быть подземного гаража под, условно говоря, Трезини. Зато в моем окне Петербург ровно в том виде, в каком он существует все последние 300 лет. Смотришь в окно — видишь золотой сон.

— А представляешь, если Лужков — губернатором в Питер?! — выводит меня из задумчивости приятель.

Я вздрагиваю.

Вполне домашние цены

Лучшую недвижимость во всем мире узурпировали молодящиеся старички 

Удивительная вещь: прогнозируя вроде бы начинающееся снижение цен на жилье, мы толкуем о законах рынка. Когда же вспоминаем ценовой спурт прошлого года, про рынок не заикаемся

Мой знакомый риелтор настоятельно советует продать одну из петербургских квартир.

— Мы падаем по тысяче в неделю, — говорит в легком ужасе он.

Коли так, то купленная для тещи старая петербургская двушка, стоящая ныне примерно 160 тысяч долларов, за год подешевеет до 110 тысяч. Если, конечно, верить моему риелтору.

Но я не верю, и не только потому, что покупал квартиру в свое время за 160 тысяч долларов. А потому, что закон баланса между спросом и предложением действовал и год назад. Спустя который московская недвижимость подорожала на 60 процентов, а петербургская — на 115. И примерно в тех же пределах повсюду — от Брянска до Благовещенска.

Моя мысль проста: если рост цен на жилье не объясним формулой «спрос-предложение» (не вдвое же за год выросли доходы? не вдвое же — население? не вдвое же стало меньше квартир?), — так вот, если рост цен был внерыночным, то почему мы считаем, что падение будет следовать рынку?

То есть чтобы понять, как будут — если будут — снижаться цены на жилье, сперва нужно понять, почему они так росли.

И вот тут выяснится примечательная вещь. Необъяснимый, кажущийся уникальным рост цен происходил не только в России. Вот данные Global Property Guide: в 2006 году рост цен на недвижимость в Эстонии составил 54 процента, в Дании — 23 процента, в Швеции — 14 процентов. Вот официальная статистика Казахстана: с марта 2006-го по март 2007 года цена квадратного метра выросла на 44,7 процента (в Алма-Ате — на 94,8 процента). Вот данные МВФ (в изложении Би-би-си): с 1997 года в Великобритании, Испании, Ирландии и Австралии цены на дома выросли по меньшей мере в полтора раза. Вот рассказ коллеги, владельца домика в Черногории: «Недострой, который пять лет назад только идиот купил бы за 30 тысяч долларов, прошлой весной отлетел со свистом за 200 тысяч».

Нужно признать две вещи.

1. Рост цен на жилье, в разы превышающий инфляцию и доходы, идет во всем мире.

2. Никакой милой русскому уху формулой «в Лондоне дорожает, потому что наши скупают», это явление не объяснить.

Объяснений же мне известно три.

1. НОВАЯ ГЕРОНТОКРАТИЯ

Недавно в Петербург приезжал француз Жан Кастаред. В провинции Арманьяк ему принадлежит винное хозяйство Манибан, а Шато-де-Манибан — это, пожалуй, арманьяк № 1. А еще этот склонный к аналитике господин занимается изучением рынка роскоши: его последняя книга Le Luxe только что издана во Франции и, без сомнений, пошла бы нарасхват у нас. Месье Кастаред сказал приблизительно следующее. Россия включается в процесс, начавшийся в Европе со взрослением поколения бебибумеров. Приняв из рук отцов восстановленную Европу, эти люди не желали следовать пути родителей, то есть при выходе на пенсию превращаться в бабулей и дедулей и, связав на спицах носок и покачав на ноге внука, быстро отойти в мир иной. Сегодняшние 60-летние европейцы всю жизнь следили за здоровьем, а деньги вкладывали в акции и недвижимость. А затем пришли к выводу, что удовольствие обладания недвижимостью выше ее капитализации. Иметь два-три дома в разных странах или городах — сегодня это удел европейских пенсионеров и предпенсионеров, причем никаких не Ротшильдов, а обычных середнячков. Эти дома выведены с рынка: они пустуют по 11 месяцев в году, они не поступают на рынок через механизм наследования (нынешние пенсионеры намерены жить вечно). Опыт инвестирования позволяет бебибумерам распознать недооцененное жилье в каком-нибудь медвежьем углу, в той же Черногории или Испании, и вот уже поселившаяся на побережье стая богатых пенсов толкает цены в заоблачную высь: у Уэльбека это хорошо описано.

Сегодняшний мир, продолжает господин Кастаред, это новая геронтократия, власть чувствующих себя молодыми стариков. У молодых возможность добиться сходных материальных благ минимальна: подорожал, что называется, входной билет. Абсолютно то же происходит в России, с той поправкой, что здесь роль европейских стариков выполняют 40-летние. Это они в смутные времена сумели, экономя и перезанимая, приобрести за тысячи долларов недвижимость, стоящую теперь сотни тысяч, а потом освоиться на рынке, застолбив лакомые места. И через 20 лет они будут первыми российскими пенсионерами, желающими наслаждаться, а не добиваться инвалидности ради грошовой прибавки к «пензии».