Перейдем теперь к Алексею III Ангелу Комнину. Как мы покажем, в этом месте своей слоистой Хроники Никита Хониат «перескакивает» из конца XII века вперед, в середину XVI века (причины мы объясним ниже). Хониат характеризует Алексея III (то есть брата Исаака Ангела) — капризным, легко впадающим в гнев, подчеркивает «легкомыслие царя и неспособность его к управлению делами» [934], с. 184–185. Дескать, сначала люди думали, что царь будет воинственно отстаивать интересы государства, а оказалось, что «получив власть, он оказался совершенно другим и доказал самым делом, что все судили о нем неверно. Многое я опущу, чтобы не показалось, что я выбираю ТОЛЬКО ДУРНОЕ И ИЗ ИСТОРИИ ДЕЛАЮ ПАСКВИЛЬ», с. 183.
И в другом месте Хониат критически подчеркивает поведение царя Алексея: «Но царь не хотел быть великодушным, не умел нужду обратить в щедрость, не взял в расчет обстоятельств времени... и мгновенно, как подожженный крепкий вечнозеленый дуб, загремел трескотней гнева», с. 202–203.
Перед нами — отражение событий при Иване Грозном, которого некоторые хронисты старательно изображали сумасбродным злодеем на троне Империи.
Хониат сообщает: «Придворные дамы и близкие любимцы царя обратили все государственные дела в свою игру. При своем полном неведении царь был так далек от всего, что делалось... Все громко осуждали его за дурное управление кормилом власти, осыпая в то же время самыми тяжкими проклятиями людей, которых он посадил у руля и у весел. В этих обстоятельствах царица, считая невозможным терпеть более подобный порядок вещей... решилась положить ему конец», с. 185. Ефросинья фактически забирает власть в свои руки. На рис. 267 приведено старинное изображение Алексея и Ефросиньи.
Рис. 267.
Хониат много и возмущенно говорит о практически полном подчинении в это время царя Алексея III нахрапистой Ефросинье. Он как бы оказался под каблуком у нее. В частности, после того как Алексей стал царем, «все, как рабы, побежали в большой дворец прямо к царице... перегнулись в три сгиба перед женою человека, о котором им сказали, что он царь, подложили ей под ноги, как скамеечку, свои головы, бросились наперерыв, подобно тявкающим собачонкам, лизать кожу ее башмаков и в заключение стали перед нею с трепещущим видом, навытяжку, руки по швам», с. 142–143.
Далее сказано: «Бросив управление общественными делами, как бросает свое кормило кормчий, изнемогший в борьбе против волн, он только то и делал, что рядился в золото... Супруга этого государя, женщина, правда, с умом... наделенная от природы даром говорить увлекательно, любезно... способная предвидеть будущее и в то же время отлично умевшая пользоваться настоящим, несмотря на все это, была также злою заразою. Я не обращаю внимания на ее наряды, на роскошь, которую она завела... но говорю о том бесстыдстве, с каким она, отбросив все покровы приличия, бесчестила, срамила себя и позорила своего мужа...
Переступая все границы и попирая все обычаи прежних императриц римских, царица достигла того, что царская власть решительно разделилась между двумя властителями... С таким же полномочием распоряжалась всем и она по своему усмотрению, часто даже отменяла то, что повелено было царем, и делала противоположное распоряжение. Когда должны были представляться царю великие послы каких-нибудь народов, то ставили вместе два пышных трона, и она, принимая участие в собрании, садилась рядом с царем, великолепно одевшись...
А иногда, находясь в разных палатах дворца и принимая оба порознь, она выслушивала послов по частям, или — кто отдал сначала поклон царю, тот после него шел потом к царице и воздавал ей еще более глубокое поклонение. Некоторые из кровных родственников царя и высшие сановники государства выносили при этом царицу на высоком и великолепном кресле, подставляя свои собственные плечи, как невольники», с. 148–150. Недаром Хониат именует царицу «хитрой штукой» с. 143.
Итак, перед нами — события при сумасбродном царе Иване Грозном, то есть библейском Артаксерксе. Его любовница — Елена Волошанка, еретичка, иудейка, астрологичка, отодвигает в сторону законную жену Софью Палеолог (в Библии — царицу Астинь) и фактически превращается в полновластную правительницу царства. По Хониату, активная Ефросинья настолько «околдовывает» царя, что фактически перехватывает у него рычаги управления государством.
Кстати, нельзя не отметить, что имя ЕФРОСИНЬЯ близко к имени ЕСФИРЬ, поскольку: ЕФРОСИ-ния — ЕСФИРЬ. Таким образом, в византийской Хронике всплывает не только событийное соответствие (которое мы сейчас опишем), но и само библейское имя Есфири.