Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта

Борис Пустынцев говорил: «Это было невероятно интересно. Практически мы знали, стремились знать все о тех событиях, пристально следили за ними. Это казалось началом трансформации большевистского режима. Польша всегда была оплотом оппозиции русскому режиму: и до большевизма, и после. Сравнительно большая страна с развитой культурой, не Болгария и не Венгрия по масштабу, такой перекресток Европы — Восток — Запад…

Мы прекрасно знали польскую историю. Отношение к Польше, к другим соцстранам — это, по-моему, очень важная составляющая часть мироощущения человека. Имперский период я перерос, когда мне было лет 14–15. Года через два я совершенно серьезно воспринимал лозунг „За нашу и вашу свободу“, понимал, что мы делаем одно общее дело — их оппозиция режиму и наша. Борьба Армии Крайовой с советской оккупационной армией для некоторых из нас, для меня в частности, была примером, моделью. Я постоянно слушал Би-би-си на английском и всю ситуацию искренне воспринимал с подачи Лондона. Я был белой вороной среди своих приятелей, ориентированных на прогрессивную модель социализма, потому что мне было интересно все, что касалось польского правительства в Лондоне, армии Андерса, гражданской войны в Польше после 1944 года. Я проникся польским духом сопротивления, у меня был мощный комплекс вины уже тогда, не только перед поляками, но и перед другими народами, которым мы учинили столько кривды. Он основывался главным образом на знании истории: я знал, что эти страны оккупированы моей армией. Нет, я не считал ее своей, я всегда говорил „они“, а не „мы“» [264].

Особых комментариев к интервью Пустынцева, думаю, не требуется. «Они» — это 250 миллионов людей, работающих на страну, а «мы» — это сотни две диссидентов, которым по должности положено быть полонофилами.

Но вот развалился Советский Союз. У власти оказались Ельцин и К°. Все, что связано с советским периодом истории нашей страны, предается анафеме. Конфликты с поляками до 1917 г. или переписываются в пользу поляков, или предаются забвению.

Полонофилы 1992–2010 гг., подобно Вяземскому, Герцену, Бакунину и всяким там Устряловым, очень плохо разбираются в истории, а сами по себе поляки им безразличны. Полонофилия — не цель, а лишь средство достижения собственных целей. Так, например, и политику, и университетскому профессору выгодно разглагольствовать о Катыни, Варшавском восстании, пакте Молотова — Риббентропа и т. д. для дискредитации своих левых оппонентов и конкурентов в борьбе за власть и гранты в своем университете.

Бизнесмены и журналисты, демонстративно славящие поляков, надеются на выгодные коммерческие сделки и приглашения в Польшу.

Создается впечатление, что рафинированные интеллигенты и журналисты не читают газет Германии, Англии, Франции, Италии и других государств и не видят «вровень противства» Польши в объединенной Европе. Там давно смеются над польскими претензиями.

Ну а надежды Кремля на установление дружественных отношений с Польшей, мягко говоря, беспочвенны. Любая уступка Варшаве лишь увеличивает аппетит как политиков, так и обывателей. Заглянув в Интернет, любой желающий может составить большой список уступок, сделанных Кремлем Варшаве с 1991 г. Ну а что поляки дали нам взамен? Братские объятия и заявления, мол, не все русские плохие… А что еще?

Российские премьеры и президенты становятся на колени в Катыни. В буквальном смысле! Ну а поляки устраивают «Съезды чеченского народа», то есть кавказских бандитов. А что, поляки всегда так вели себя со слабыми. То ли еще будет!

А что делать? Ну, во-первых, политикам и СМИ пора прекратить поливать грязью историю своей страны, как советского, так и царского периода. Пусть об опричнине и Гулаге издаются солидные монографии. Пусть будут открыты все архивы ОГПУ — НКВД (я сам в десятках статей требовал этого от властей). Но в выступлениях государственных деятелей потоки грязи на своих далеких предшественников как минимум неуместны.

Как я уже писал, в торговом и культурном обмене РФ заинтересована в куда меньшей степени, нежели Республика Польша. Посему пора предложить очистить торговые и культурные отношения от дешевой русофобии, даже при том, если ее маскируют под видом критика царизма или большевизма. Не хотите, так нам ничего вашего и не надо, и вам же, панове, будет плохо.

Давно пора каждого заезжего поляка, начиная с Анджея Вайды и кончая президентом, спросить: «Чьи Кресы?» Причем даже не спорить, а только спросить и смотреть, как лях корчится, будто уж на сковородке. Признать Кресы исконно польскими землями, в чем уверено подавляющее большинство поляков, никак нельзя. Прямые или даже косвенные территориальные претензии на Кресы вызовут бурю возмущения в Литве, Беларуси и на Украине, и даже гневные окрики из Брюсселя и Вашингтона.

Сказать «нет» также нельзя. Признать, что Червонная, Белая и Малая Русь еще в IX веке объединилась в Древнерусское государство, когда польского государства еще не существовало? Признать, что православие в эти земли пришло раньше, чем католицизм в Польшу [265]?