Хан Чимтай, невысокий круглый человек с добродушным бабьим лицом, был ненамного моложе Мубарека. Они не любили друг друга, но встретились внешне сердечно и, обнявшись, долго терлись щеками и похлопывали один другого по спине и плечам.
Чимтай, добросовестно осведомившись о здоровье своего досточтимого дяди и всех членов его семьи, об успехах его непобедимых воинов, о состоянии его коней и о качестве здешних пастбищ, в свою очередь ответил на те же вопросы Мубарека и только после этого сообщил, что его двоюродный брат Кутлук-ходжа, становище которого он посетил по дороге, призывает щедрые милости Аллаха на голову своего достославного дяди, великого и мудрого хана, но на курултай приехать не может, ибо только что похоронил любимую жену и еще не пришел в себя от горя.
Выслушав это известие, Мубарек-ходжа улыбнулся, и Чимтай понимающе закивал головой: улус Кутлука лежал между рекою Эмбой и Хорезмийским морем [140], то есть ближе всех к Золотой Орде, и, в случае чего, на него первого обрушилась бы месть Узбека. Это принуждало его к сугубой осторожности, но отнюдь не значило, что он останется в стороне, если все остальные договорятся о совместных действиях.
Теперь из всех приглашенных оставалось ждать только хана Орда-Мелика, довольно отдаленного родича Мубарека-ходжи, который имел свои кочевья у берегов Иртыша. Улус его находился далеко в стороне от всех беспокойных границ и очагов борьбы между ханами. Там его никто не трогал, хороших пастбищ у него было хоть отбавляй, поэтому ему совсем не хотелось ввязываться в дела, которые еще, кто знает, как могут обернуться. Посланнику Мубарека он дал уклончивый, неопределенный ответ, и потому, прождав его еще с неделю после прибытия хана Чимтая, было решено открыть курултай без него.
Глава 47
После смерти хана Эрзена на белоордынский престол вступил Мубарек-ходжа. Он первый нарушил порядок, установленный в системе удельных отношений, и начал чеканить свою монету. Известно, что на мусульманском Востоке чеканка монеты, особенно серебряной, была прерогативой суверенных правителей, таким образом, этим актом Мубарек-ходжа объявил о своей независимости от Золотой Орды и от сарайского хана. Это вызвало естественный протест золотоордынского хана Узбека, да и в среде самой ак-ордынской кочевой и военной аристократии начались по этому вопросу разногласия и споры.
Курултай собрался в обширном шатре хана Мубарека-ходжи, обставленном для этого случая в соответствии со старыми обычаями Ак-Орды. На полу, закрывая его почти сплошь, был расстелен толстый белый ковер с вышитыми на нем черными драконами; на стенах, тоже убранных дорогими коврами, висели щиты и сабли, а прямо напротив входа, на высоком древке, стояло овеянное славой боевое знамя левого крыла орды Чингисхана: семь хвостов тибетских яков, укрепленных на двух поперечинах.
Под этим знаменем — величайшей святыней ак-ордынской династии и символом власти царствующего хана — на невысокой стопке белоснежных овечьих шкур сидел великий хан Мубарек-ходжа в своем любимом бухарском халате и в тюбетейке. Если не считать золотого перстня с крупным рубином на среднем пальце его левой руки — реликвии, некогда принадлежавшей первому ак-ордынскому хану Орду-Ичану, — на нем не было никаких драгоценностей. Этим Мубарек-ходжа желал подчеркнуть, что нынешний курултай имеет особое значение и созван в исключительной обстановке, когда столица государства находится в руках врага и каждому, от верховного повелителя до простого воина, следует думать не о праздной роскоши, а о боевом походе.
По правую руку великого хана, на квадратных шелковых подушках, расположились царевич Булак-оглан и все улусные ханы. Слева поместились ханские сыновья, Хисар-мурза, эмир Суфи-ходжа и Василий, которого Мубарек тоже пригласил на курултай, имея на то свои причины, как будет видно из дальнейшего. Напротив них, по обеим сторонам входа, заняли места несколько темников из числа наиболее влиятельных эмиров и нойонов. Ханши, обычно принимавшие участие в курултаях наравне с мужчинами, на этот раз отсутствовали ввиду чисто военного характера предстоящего совещания.