Русь и Орда

— Вот, княже, — промолвил Арсений, доставая из-за пазухи сложенный вчетверо лист.

— Ну, читай в голос, а я послушаю.

— Коли велишь прочесть, прочту, — просто и без смущения сказал Арсений, — только тоска тебя одолеет, покуда я кончу: в русской грамоте я не горазд.

— Да и я не очень, — улыбнулся Хотет, которому гость все больше нравился. — Ну, ежели так, погоди… — Он хлопнул несколько раз в ладоши и приказал появившемуся слуге позвать княжича Михаила.

Последний не замедлил явиться. Иван Мстиславич познакомил молодых людей, после чего княжич вслух прочел письмо Карач-мурзы. Выслушав его и задав Арсению несколько дополнительных вопросов, Хотет подумал немного и сказал:

— Я бы и рад вам помочь, ибо разумею, что для моей земли вы первый от Орды заслон. Да помочь-то, почитай, нечем. Своей дружины я не держу — великий князь Витовт Кейстутьевич ныне того не позволяет. Оружие, правда, кое-какое храню в подвалах, так ведь оно нам самим потребно: ежели придут сюда татары, надобно его раздать людям, чтобы обороняли город.

— Ну, Карачев от рубежей далеко, — заметил Михаил. — Не дойти сюда татарам, особливо если на Неручи им хороший отпор будет.

— Может, и так, да все надо оберегаться, — промолвил Хотет. — Ну, так и быть, мечей дам вам дюжины две либо три, да столько же копий. Авось, сайдаков [545] лишних с десяток найдется. А пищалей у меня у самого токмо две, их отдать никак не могу.

— Батюшка, — снова вставил княжич, — а те шесть, что князь Витовт, проезжаючи с войны, тут оставил. Может, ты запамятовал.

— Так ведь то не наши, — сказал Иван Мстиславич, с неудовольствием глянув на сына. Он хорошо помнил про эти пищали, но был скуповат и отдавать их ему не хотелось. — Витовт Кейстутьевич велел их тут поберечь, чтобы не тащить с собою в Вильну, где они ему вовсе без надобности. Но в случае какой войны он их, вестимо, обратно стребует.

— Тогда и отдадим, долго ли привезти с Неручи? А покуда, чем тут им ржаветь, пусть бы для пользы послужили.

— Ну, а если их татары отымут? Что я тогда Витовту скажу?

— А что он скажет, коли узнает, что мы, пожалевши пищалей, татар в его землю пустили?

— Эк ты скор на язык, Михайло! Тебе, вестимо, ништо, а мне потом ответ держать… Ну ладно, коли уж нашелся у тебя такой ходатай, бери две пищали, — добавил он, обращаясь к просиявшему Арсению. — Только гляди: берегите их крепко!

— Спаси тебя Христос, княже! — поклонился Арсений. — А за пищали не опасайся. Я скорее голову положу, нежели их врагу отдам, и отец мой тоже. Дозволишь ноне же взять оружие? У меня подводы с собой, сейчас велю запрячь.

— Ну уж и сейчас! Скоро полдник, потрапезуешь с нами, а там за дело. С оружием тебе, Михайло, поручаю: дашь ему все, что я сказал. А пока веди гостя к себе, чай, у вас, у молодых, всегда сыщется, на чем поточить лясы.

— Спасибо, княжич! — сжимая руку Михаила, с чувством сказал Арсений, когда они вышли из горницы князя. — Кабы не ты, не видать бы нам пищалей и иного оружия. И, коли что снадобится, знай: отныне я тебе друг навеки!

— За ничто благодаришь, — ответил Михаил. — Разумею ведь я, что пищали для вас — это многих животов спасение, а тут они все одно без надобности. Я тебе три дам, а не две. А дружбу твою принимаю с радостью, и сам тебе буду другом.

Глава 9

«И тако спасен бысть князь Мстислав небесным покровителем своим, святым Архангелом Михаилом».

Из архива князей Карачевских

Арсений еще не любил — до сих пор он чуждался женщин. Но едва войдя с Михаилом в трапезную, он увидел здесь княжну Софью, ему показалось, что все окружающее внезапно ушло куда-то в небытие и в мире ничего и никого не осталось, кроме него и этой необыкновенной девушки. Он влюбился в нее с первого взгляда, со всей силой своей пылкой натуры.

В первые минуты ему даже изменило его обычное самообладание. Он не мог потом отчетливо вспомнить, как его представляли княгине и княжне, что говорилось при этом и как все очутились за столом. Только тут он несколько овладел собой и испугался: не выдал ли чем-нибудь себя? Но лица окружающих были приветливы и благодушны, если кто и обратил внимание на эту странную его растерянность, ее приписали простой застенчивости.

К счастью, за столом, кроме княжеской семьи, сидело еще несколько бояр и дворян, у них шел какой-то свой разговор, к Арсению пока никто не обращался, и это дало ему время окончательно прийти в себя. Когда князь, наконец, начал его расспрашивать о том, сколько татар осело на реке Неручи, все ли они приняли православие и как посещают церковь, он ответил на эти вопросы спокойно и вразумительно.

— А во имя какого святого поставили вы свою церковь? — спросила Юлиана Ивановна.

— Во имя архангела Михаила, княгиня, — сказал Арсений.

— То добро, — заметил Иван Мстиславич. — Должно быть, знали вы, что святой архангел особо чтится у нас как заступник и покровитель нашей Карачевской земли?