Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

II. «Егда же убиен бысть безбожный Батый, вси держатели русскиа земли избивати повелеша Батыевы властели, поставленыя по градом, аще который не крестится; и мнози от них крестишась. Тогда и отца Пафнутиа дед крестися и наречен быс(ть) Мартин».

III. «Сиа исповеда учеником своим отец Пафнутие, слышав от тех, иже постави Батый властели по русским градом, иже баскаки нарицает тех языка речь, и от деда своего Мартина слыша, иже той бяше баскак в граде Боровьсце».

Как видим, тексты Жития и Патерика близки между собой. А.А. Зимин отдает предпочтение Патерику, но, как мы знаем, последний написан на лет 30 позднее. Но дело даже не в этом. Дело, в конечном итоге, в тех выводах, которые делает А.А. Зимин из рассмотрения Волоколамского Патерика. Во многом версия А.А. Зимина построена на сохранившемся только в Патерике фрагменте, что «сиа исповеда учеником своим отец Пафнутие, слышав от тех, иже постави Батый властели по русским градом, иже баскаки нарицает тех языка речь, и от деда своего Мартина слыша, иже той бяше баскак в граде Боровьсце». Мы уже указали на довольно сложный путь этого рассказа, прежде чем он попал (из третьих рук!) в Волоколамский Патерик.

Тем не менее А.А. Зимин пишет, что «нет оснований сомневаться в правдивости приведенного рассказа», поскольку «мы имеем дело не только с показаниями современников описанных событий (деда Пафнутия и других баскаков)». Конечно, продолжает он, мы «берем из него рациональное зерно, откидывая легенды о Батые».[762] В этом случае рассказ говорит «прямо и недвусмысленно о том, что баскачество было ликвидировано в связи с народными движениями, в которых принимали какое-то участие и русские князья». А.А. Зимин при этом настаивает на отражении в нем событий 20-х годов XIV в., приводя в качестве примеров восстания 1320 г. в Ростове и 1327 г. в Твери.[763]

В доказательство этого, он, во-первых указывает на «условия социально-экономического развития и политической жизни на Руси начала XIV в.», сводящихся в экономической сфере к «дальнейшему развитию производительных сил», а в политической — «росту политической роли Москвы» «в период борьбы Ивана Калиты за великое княжение». Во-вторых, эти общие базово-идеологические положения он и развивает, обращаясь к сообщениям Волоколамского Патерика и некоторых других источников. Простой расчет, исходящий из периода жизни Пафнутия Боровского, приводит А.А. Зимина к заключению, что дед Пафнутия Мартин повествует как раз о времени 20-х годов XIV в.[764]

Полагаем, что А.А. Зимин слишком доверялся хронологической точности и достоверности рассказов Пафнутия Боровского. Обращаясь к внутренней критике Жития и Волоколамского Патерика, необходимо сказать следующее. Воспоминания деда Мартина, как отмечает А.А. Зимин, Пафнутий, будучи малолетним, мог слушать в самом конце XIV в. или в самые первые годы XV в.[765] Умер Пафнутий в 1477 г. в возрасте 83 лет.[766] Рассказывать услышанное от своего деда своим ученикам-послушникам он мог, видимо, уже в зрелом возрасте (40–50 лет, скорее в более преклонном), когда детские впечатления могли измениться и даже исказиться.

Самому деду Мартину во время общения с малолетним внуком было уже около 90 лет. Думается, воспоминания его о молодых годах были уже недостаточно четкими. Об этом, в частности, говорит связь событий XIV в., участником которых он был, с временами Батыя.

Важные дополнения в этой связи находим у И. Хрущова. «Рассказы преподобного Пафнутия о минувшем, — пишет он, — имели характер таинственно-религиозный и тем еще более увлекали слушателей. К тому же он пересказывал иногда ученикам свои собственные сновидения».[767] Кроме того, Пафнутий «держал в памяти летопись, а отчасти и хронологию событий XIV столетия», по преимуществу интересуясь «преданиями о великих князьях Московских».[768]

Наконец, Я.С. Лурье также подмечает в ряде «Повестей отца Пафнутия» фольклорную основу. В Волоколамском Патерике это предания об Архангеле Михаиле, преградившем Батыю путь в Новгород, и о гибели Батыя от «богоданной секиры». К рассказам Патерика литературно-художественного свойства можно также отнести рассказ о воине и его жене, захваченной во время монголо-татарского нашествия, и «повесть» об инокине, видевшей в загробном мире пса, в земной жизни бывшего «агарянином», но творившим добрые дела христианам.[769]