О возросшей и непоколебимой теперь уже силе Владимира говорит и то, что «прежний защитник интересов Ростова (князь Константин. —
Аналогичные события происходили и в Переяславле: переяславцы не оказали поддержки князю Ярославу, принудив этим его к заключению мира с Константином.[279]
Таким образом, в коллизиях начала XIII в. не эти города (в отличие от 70-х годов XII в.) поддерживали огонь межгородской борьбы. Активной движущей силой конфликтов выступают ростовцы. Они побуждают Константина к конфронтации и проявляют военную инициативу. И это тоже понятно, ибо не исчезли еще старые амбиции «старейшего» города земли.[280] По мнению А.Н. Насонова, «одержав победу, Константин, с одной стороны, удовлетворяет свое желание, оставаясь во Владимире и получая "старейшинство", а с другой стороны, удовлетворяет ростовцев, оставляя их без князя, в уровень со стольным Владимиром».[281] Вряд ли, не говоря уже об одном «уровне» с Владимиром, ростовцы могли быть довольны, оставаясь без князя.[282] Многочисленные примеры той же межгородской борьбы на Северо-Востоке убеждают нас, что город, оставшийся без князя, чувствует себя неполноправным и неспособным решать военные и политические задачи. Наличие князя — непременное условие структуры древнерусского города-государства. В данном случае ростовцы были не согласны находиться без князя. В Лаврентьевской летописи имеется сообщение о посещении Константином Ростова в августе 1218 г. в связи с освещением церкви Бориса и Глеба. «Ту сущю великому князю Костянтину с благородными детми Василком и Всеволодом и Володимером и со всеми боляры створи пиръ и оучреди люди и многу милостыню створи к оубогым, такъ бо бе обычаи того блаженаго князя Костянтина».[283] Вот эти «пир и оучреди люди» вполне могли быть вызваны претензиями ростовцев из-за пустующего княжеского «стола». Видимо, ростовцы настояли на своем князе. Вскоре (1218 г.) «великии князь Костянтинъ… посла стареишаго сына своего Василка Ростову на столъ…».[284]
Но, не соглашаясь со вторым выводом А.Н. Насонова, присоединяемся к его первому тезису. Получив Владимирский «стол» Константин, безусловно, достиг желаемого, стремясь к этому с самого начала, но не видя возможностей осуществить это без помощи ростовцев, преследовавших, впрочем, иные цели. Константин еще в самом начале вражды хотел, как «болший» в роде «седети на отни столе» во Владимире.[285] Это он подтвердил и перед Липицкой битвой, когда устами новгородского посла Лариона требовал «дати стареишиньство болшему брату Костянтину, да посадите и въ Володимери, а вам Суздальскаа земля вся». На что «Юрьи рече: "рци братии моеи княземъ Мъстиславу и Володимеру, да еще отець наш с Костянтином нас не управил, то вы ли хощете нас с ним умирити, но поидити, на не же есте пришли, а брату нашему князю Костянтину тако рци: еда одолеешь намъ, тогда тобе вся земля"».[286] Известно, что вместе с Юрием был и его брат Ярослав. Следовательно, другой активной силой данных событий выступают князья, сводящие свои родовые счеты, борящиеся за «стол» города согласно их родовой «табели о рангах». Однако мы не должны забывать, что за каждым из них стоят горожане.[287] Во всех межкняжеских спорах нельзя не видеть решающие участие и значение ростовцев, владимирцев, переяславцев, а также, к примеру, москвичей и дмитровцев. Молодые, растущие города — Москва, в какой-то степени Дмитров, тоже пробуют свои силы. Смысл борьбы москвичей — выйти из-под опеки и контроля со стороны владимирцев и их князя. Этим Москва претендовала на самостоятельную волость.[288] Москва — яркий пример древнерусского пригорода, осознавшего свою экономическую и политическую силу и стремящегося выйти из «пригородного» состояния. Однако, как известно, возвышение ее началось уже в новых исторических условиях.