Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Обстоятельно разобрана и другая версия его гибели — связанная с религиозными мотивами. Для того чтобы лучше понять произошедшее, Н.И. Веселовский предлагал стать «на точку зрения татар». «Батый не касается христианской религии, — справедливо замечал Н.И. Веселовский,[1132] — он хочет обезопасить себя огнем, т. е. заботится только о себе, и все повинуются ему, лишь князь Черниговский отказывается исполнить это требование. Батый посылает стольника своего Елдегу уговаривать князя; но тот пуще стоит на своем, стало быть он, по мнению Батыя, таит злой умысел в виде какого-то колдовства и не хочет от него отказаться. Значит, помимо ослушания, великий князь Михаил является еще человеком крайне опасным, тем более опасным, что чары могут действовать и на некотором расстоянии. Батый не мог быть спокоен за себя и прибег к казни русского князя вместе с его единомышленником, боярином Федором. В этом и заключалось трагическое недоразумение между ханом и великим князем».[1133]

Наблюдения Н.И. Веселовского можно продолжить.[1134] Кроме отказа пройти через огонь, Михаил отказывается поклониться «кусту», а также «идолом их». В первом случае ученый, отметив ряд фактов, в конце концов приходит к выводу, что в поклонении «кусту» есть какой-то смысл, «разгадать который мы теперь не можем».[1135]

Культ «куста» становится понятным, если обратиться к современным исследованиям. Выясняется, что «куст» или дерево у монголов (как и у других тюрков) выполняли роль «маркера»-символа. Этот символ являл собой не отдельный индивидуум, пусть даже им был великий хан, а весь монгольский род-племя, народ.[1136] В этой связи становится ясным, почему так оберегался «куст», посаженный Угэдэем, что отмечено Плано Карпини: «Мы видели также, что Оккодай-хан, отец нынешнего императора, посадил куст за упокой своей души, вследствие этого он предписал, чтобы никто там ничего не срезал, если же кто срезал какой-нибудь прут, то, как мы сами видели, подвергался бичеванию, снятию одежды и злым побоям. И, хотя мы сильно нуждались подогнать коня, мы не смели срезать ни одного прута».[1137] Наблюдения Карпини верны, но объяснение такого бережливого отношения несколько прямолинейно. Не «упокой своей души» преследовал Угэдей, а заботу о монгольском этносе-социуме. Согласно картине мира древних монголов, в ее центре находился социум, в котором существовал хаган. Он «должен был обладать харизмой (даваемой божеством-Небом. — Ю.К.), которую можно считать гением-хранителем и самого суверена, и социума. В обществе, рассматриваемом как единый организм, носитель верховной власти рассматривался как символ единства, его харизма была харизмой рода, племени, любого уровня этносоциального объединения».[1138] Отсюда вытекает, что игнорирование обычая поклонения «кусту» наносило оскорбление не только хану, но и всему монгольскому этносу, в том числе и предкам, культ которых был главнейшим.

Также можно расценить и отказ от поклонения идолу. Плано Карпини пишет об «идоле» («изображение мертвого человека») Чингис-хана.[1139] Н.И. Веселовский сомневался в этом: «Можно думать, что дело шло не о Чингис-хане, который сам совершал поклонения на юг, а о чем-то другом, нам пока непонятном».[1140] По-нашему мнению, исследования Т.Д. Скрынниковой снимают вопрос.

«Основным вместилищем харизмы» для монголов была голова.[1141] Но харизма обладала способностью сохранять свои функции «и после смерти ее обладателя». Это представление стало «основой зарождения культа, масштаб которого определялся прижизненным статусом. Соответственно культ Чингис-хана — основателя правящего рода — стал общемонгольским, а сам он определяется как центральное божество». Культ Чингис-хана «материализовался» в различных объектах, в том числе в изображениях, выполненных из войлока, металла, камня, дерева.[1142] Но «харизма лидера является харизмой социума», поэтому отказ поклониться «идолу Чингис-хана» автоматически вел к нанесению оскорбления и уничижению всех монголов.

Таким образом, получается, что черниговский князь посягнул на «святая святых» монгольского этносоциума. Видимо, «трагическое недоразумение» можно видеть не только в том, что хан и князь не поняли друг друга, но и в том, что русский князь противопоставил себя свято чтимой традиции — культу предков в разных его проявлениях. Отсюда и страшная кара.

Обстоятельства смерти Михаила Всеволодовича были, как представляется, тоже связаны с определенным ритуалом. «Бату, — пишет Плано Карпини, — послал одного телохранителя, который бил его пяткой в живот против сердца так долго, пока тот не скончался».[1143] Бескровная смерть — один из обычаев монголов. По сакральным соображениям считается, что кровь священна, особенно правящих особ, а проливать ее святотатство.