Рус

Продолжая жевать на ходу недовяленную рыбу, я приблизился к воротам метров на семьдесят, чтобы была возможность легко уклониться от стрелы, если таковую не пожалеют на меня, и крикнул на хазарском:

- Кто у вас старший?

- Зачем он тебе? – спросили в ответ.

- Как мне когда-то посоветовал один мудрый иудей, если проблему можно решить за деньги, заплати и поблагодари: «Спасибо, боже, что взял деньгами»! – поделился я жизненным опытом. – У вас есть шанс откупиться от разграбления, смерти или попадания в рабство.

- Сначала захватите город, обед-элилим (яычники)! – крикнул кто-то с надвратной башни.

Это было самое безобидное из оскорблений, посыпавшихся в мой адрес.

Я, как ни в чем ни бывало, оторвал следующий кусок рыбы, сжевал его. К тому времени каршинцы израсходовали по автоматному рожку оскорблений и начали менять на полный.

- Согдейцы тоже так ругались в прошлом году, а потом уцелевшие были проданы нами в Херсоне, Тамошние купцы щедро платят за рабов-хазар, - спокойно, будто пересказывал уличную сплетню, сообщил я.

Второй рожок, как выяснилось, был заряжен проклятьями в адрес херсонцев, причем трассирующими. Нет хуже врага, чем сосед, который богаче тебя. Заодно был сделан правильный вывод, кто именно натравил нас на Каршу.

Когда они расстреляли патроны, то есть проклятия, я предложил:

- Три тысячи золотых номисм – и у вас появится шанс дожить до преклонных лет.

- Три тысячи?! Да ты с ума сошел! – проорали в один голос сразу с десяток человек.

Это уже торг. Значит, я не сумасшедший.

Подождав, когда они расстреляют третий рожок проклятий, я предупредил:

- Времени у вас до тех пор, пока мы не сколотим лестницы. Потом нам будет жалко затраченного труда, пойдем на штурм и заберем всё.

Не желая подставляться под четвертый рожок проклятий, я развернулся, намериваясь найти Хасколда Леворульного и поставить в известность о предложении, от которого каршинцам будет очень трудно отказаться в силу их трусости и привычки откупаться.

- Эй, подожди! – окликнул меня со стены властный голос.

Это был рослый мужчина с лицом кочевника и завитыми черными пейсами, свисавшими из-под железного островерхого шлема, облаченный в кольчугу из мелких колец.

- Мы готовы заплатить по номисме каждому воину, - предложил он. – Сколько вас?

Я не стал говорить, сколько нас, хотя, скорее всего, нас пересчитали, пока мы подплывали к берегу. Если и ошиблись, то не намного, иначе бы сперва узнали количество, а потом сделали предложение.

- По номисме будешь предлагать ромеям, они больше не стоят, а мы варанги, нам платят по пять на брата, то есть всего три тысячи, - сказал я, хотя нас было намного меньше шестисот человек.

Предводитель хазар, видимо, поверил, что нас шесть сотен, поэтому торговался до тех пор, пока не скинул сумму выкупа до тысячи восьмисот номисм. Деньги пообещал отдать утром.

Хасколд Леворульный не сразу поверил, что нам отвалят тридцать две марки (восемь килограмм) золота только за то, чтобы мы убрались к черту, захватив всё, что успеем к тому времени награбить.

- Это не подвох? – спросил он.

- Утром узнаем, - ответил я. – Но на всякий случай расположи неподалеку от ворот пленных, чтобы сколачивали лестницы. Стук топоров будет побуждать осажденных к благоразумию.

Утро началось так, будто никаких договоренностей не существовало: на крепостных стенах стояли вооруженные воины, готовые отразить штурм; во дворы неподалеку от ворот подвозили длинные бревна, а внутри стучали вразнобой топоры; по улицам ходили небольшими группами поляне, собирали добычу, пропущенную вчера; вдоль городских стен скакали воины на трофейных лошадях, отслеживая ситуацию, а большой отряд расположился на улице, ведущей к городским воротам, на тот случай, если каршинцы вздумают взбрыкнуть.

Ближе к полудню с надвратной башни позвали нас на переговоры. На этот раз со мной пошел Хасколд Леворульный. Мало ли, что предложат?

- Мы готовы заплатить за снятие осады, но где гарантия, что вы выполните обещание? – сразу, без приветствия, перешел к делу кочевник с пейсами.

– У варангов ложь – одно из самых страшных преступлений, - проинформировал я.

- Кто вас знает, - отмахнулся он. – Может, между собой это преступление, а с врагами можно всё.

- Не равняй всех по себе, - посоветовал я. – Не хочешь, не верь, но будь логичен. Если мы обманем, больше никто не станет договариваться с нами.

- Хорошо, сейчас мы спустим мешок с золотом, - сказал он.

За мешком отправились два раба. Второй – чтобы помочь первому перебраться через ров. Опустить мост каршинцы не решились. В мешке были не только монеты, но и два золотых кубка и четыре тонких мелких тарелок с невысокими краями, сверху отогнутыми наружу и украшенными барельефом, напоминающим вязь из арабских букв. Может быть, там было что-то написано. Читать по-арабски я так и не научился, всё времени не хватает. Мешок вместе с содержимым весил меньше восьми килограмм, но мы не стали мелочиться.

Налюбовавшись золотишком, Хасколд Леворульный радостно объявил:

- Вот теперь можно возвращаться домой!

58