Руны Вещего Олега

Сердце молодого грека, казалось, остановилось, перед очами заплясали огненные и чёрные круги. Дева, отрицательно мотнув головой и рассмеявшись серебряным колокольцем, ринулась одна к пылающему огню. Пролетая над пламенем, она приподняла подол своего расшитого одеяния. Её дивные ноги в свете костра показались ошеломлённому греку прозрачно-розовыми, и хотя он зрел её у мовницы совершенно нагую, но в сей миг вид девичьих ног, открывшихся до середины бёдер, поразил его не менее. Ничего не понимая и не осознавая, только чувствуя внутри какую-то безудержно нарастающую силу, Дорасеос не сразу ощутил, что подле стоит Евстафий, теребит его за рукав и что-то негромко говорит. Он растерянно повернулся к спутнику. Тот поглядел в сторону девы, которая исподволь бросала на грека короткие колдовские взоры.

– Эге, брат Божедар, да ты, похоже, в полон угодил! – на языке россов молвил изведыватель. И опять, во второй раз за этот вечер, Дорасеос понял, о чём говорит спутник. А Устойчивый уже тащил его прочь, подальше от колдовского костра. – Ты что, – заговорил уже на греческом, отойдя подальше от людей, Евстафий, – попался на чары колдуньи? Стряхни с себя наваждение, мы приехали сюда не с девами развлекаться!

– Она не колдунья! – горячо запротестовал Подарок Бога. – И вообще, чего ты меня тянешь, сам предлагал ранее прийти на языческий праздник, а теперь, когда мы попали сюда, ускользая от преследования, я ещё и виноват? А кто говорил, что мы должны знать всё о своих врагах? Вот и не мешай мне их познавать, Устойшивий.

– На языке россов правильно говорить «Устойчивый», ещё одна буква, которой нет у нас, это как «т» и «ш» вместе, только звонче, – сердито буркнул полнотелый. Потом, подумав, добавил: – Ну, если ты не веришь мне, что почти все женщины россов ведьмы, тогда пошли, сейчас ты в этом сам убедишься! – решительно молвил Евстафий. И, круто повернувшись, двинулся обратно к костру.

Они вернулись к кострищу, которое уже почти догорело. Несколько юношей под руководством волхва граблями на длинных рукоятях разгребали жар в огненную дорожку, на которой угли светились в ночи малиново-алым живым светом, мерцая и переливаясь.

– Зачем они это делают, ведь ты говорил, что сей огонь священен для них, и после праздника каждый унесёт с собой по угольку, как оберег, а сейчас они разгребают его какими-то вилами?

– Это не вилы, Божедар, а специальные ритуальные предметы, которыми положено прикасаться к священному огнищу, а для чего делают дорожку из углей, ты сейчас сам увидишь.

Подойдя ближе, грек заметил, что сии бронзовые ритуальные предметы языческого культа украшены какими-то узорами.

– Что говорит старый колдун? – снова спросил Подарок Бога у сотоварища, безотчётно разыскивая очами божественный стан «Артемиды».

– Он говорит о том, что каждый человек должен сегодня в священную ночь очистить не только своё тело, но и мысли, и самую душу, и не только водою, но и огнём, – негромко, чтобы не слышали стоящие поблизости, переводил речь старца Устойчивый.

Меж тем волхв, опираясь на посох с причудливо изогнутой в навершии рукоятью, подошёл к началу образованной пылающими углями дорожки, что-то ещё раз громко произнёс, воздев обе руки к звёздному небу, а потом вдруг… шагнул босой ногой прямо на раздуваемые лёгкими порывами ночного ветерка угли.

Божедар-Дорасеос второй раз за вечер замер на месте и, не шевелясь, глядел на обезумевшего колдуна. А тот сделал второй уверенный шаг, потом третий, и двинулся по огненному ковру углей. Когда он прошёл всю «дорожку» и ступил на травянистый покров, то обернулся, снова воздев обе руки к небу, произнёс какие-то слова и поклонился огненной тропе. Ещё не успел отойти от увиденного грек, как следом за волхвом по огню пошли другие люди, всякий раз воздевая к ночному небу руки и что-то произнося. Одни быстро пробегали, вздымая ногами облачка искр и пепла, другие просто проходили скорым шагом, но были и такие, что шли по углям спокойно, почти как по обычной лесной тропе. И вот к краю огненной дорожки подошла ОНА, удивительная дева, названная Дорасеосом Артемидой. Он снова оглох от непонятной и неожиданной смеси чувств: страха за эти прекрасные божественные ножки, что замерли на несколько мгновений перед алыми угольками, восторга и любования гордой осанкой девы и религиозного страха перед этой непонятной, бесконечно очаровательной и внушающей трепет земной богиней и всего творящегося вокруг действа. Неужели она пройдёт огненную тропу, не повредив ног, как те, кто это сделал до неё? Если так, то она точно колдунья, а если нет… как жаль будет этих крепких и прекрасных ножек!