Руны Вещего Олега

– А при том, княже, что прознали они, что ты угров воевать не стал и щедрого откупного им дал, чтобы они мирно через земли твои на заход прошли. Так вот, по мыслям ромеев, ты дважды слаб. Во-первых, воевать не стал, а во-вторых, золото, а значит, силу – в их разумении главную – истратил. А слабым Империя не платит, закон у них таков. Вот и уразумел я, что нет у Киева другого пути, как доказать свою силу, а раз так, то и мне в том участвовать надлежит, коли дозволишь, конечно.

– Мы со Скоморохом проверили, – вставил Ерофей-старший, – ножи метает, вервью или ремнём сыромятным на лету человека вяжет, а уж в схватке ножевой или рукопашной лепше с ним не сходиться, он сие с хазарами показал!

– Я знахарь и воин, княже, – негромко добавил Берест. – Руду могу заговаривать, хребет ладить, да много чего ещё. В Царьграде именитым византийцам в термах спины правил, – они-то сено не косят, кули с зерном не таскают, в походы воинские не ходят, а чрева сытной едой отягощают, оттого телесами ослаблены и почти сплошь страдают от болей в пояснице. Где уж тут до разумения, что душа и тело едины, в Яви пребывая, а они даже по вере своей их всё время разделить норовят…

– Значит, сие умение тебе по Роду передано?

– Как сказать, искусность любую, а в том числе и изведывательскую, нельзя передать, как одежду или меч, тут внутри сродственная дрожь должна быть, понимание сходного предназначения. Как, скажем, у деревьев, каждое из которых для своего дела лучше подходит. Из одного лепше дом строить, другое для стола или лавки годится, из третьего резьба мягче режется, а четвёртое для судна речного или морского наиболее пригодно. Так и люди, княже, каждый к своему делу лепше других приспособлен. Меня, скажем, прабабка обучала, а я вот теперь с помощником сей премудростью стараюсь делиться, остальные в семье к тому склонности не имеют. Нельзя против наития божеского идти, оттого вред случиться может…

– В этом ты прав, брат, – вздохнул, вспоминая своё Ольг. – Отец мой не стал идти по волховской стезе, а вот сестра бабкину премудрость переняла, да и во мне что-то такое до сих пор бродит… – Князь на несколько мгновений ушёл в воспоминания, а потом, встрепенувшись, продолжил начатый разговор. – Когда мыслишь в Византий-Царьград отправиться, и сколько человек из моих воинов тайных тебе в помощь понадобится?

– Отправлюсь весной с первым караваном купеческим, а людей твоих мне брать с собой нет смысла, их слишком многие в Киеве знают. Купец, с которым я отправлюсь, вскоре возвратится, он мне многим обязан, а потому весть мою тайную вам непременно доставит. Я же останусь там до вашего прихода, греки коварны и удумать могут чего угодно, с них глаз спускать нельзя.

– Тогда решайте меж собой по тайному письму да знакам особым, коими придётся обмениваться, и прочие дела свои изведывательские, а мне воевод с темниками будить от зимнего сна пора, хоть зима только на порог ступила, – молвил Ольг, вставая. Все поднялись тоже. – Работы каждому хватит, такой поход – не шутка, да и тянуть с ним особо нельзя, а значит, времени у нас совсем мало.

Глава десятая Поход на Царьград

Лета 6415 (907)

Князь Ольг, как когда-то на Новгородчине, весь ушёл в привычное ему дело, – готовить дружину для похода на Византий-Царьград. Кроме изведывателей и темников никто не ведал о том, отчего так старается князь и воеводы, отчего звенят по всему Подолу в морозном воздухе кузнечные молоты, и для чего мастера готовят столько копий, чеканов, боевых топоров, мечей да кольчуг и прочих воинских припасов. Не говоря уже о кожемяках и шорниках, коим вдруг впятеро против обычного, в это время прибавилось работы. Отчего лучники корпят над изготовлением особых русских луков, а лодейные мастера ещё с зимы спрашивают с купцов доброе дерево для лодий, будто весь Киев собрались пересадить на вёсла. Зная о том, что князь горазд ходить в дальние воинские походы, большинство думало, что снова готовится что-то, может, в Синее, а то и в Хвалисское море. А уж о том, чтобы все думали именно так, постарались тайные воины князя, «проговариваясь» об этом под строгим «секретом», и «чтоб ни одна живая душа…»!