Читаем Руны Вещего Олега полностью

В это время растворились широкие ворота в полуподвальном ярусе великолепного «храма», и несколько возов скатились в его прохладное нутро с жары, что уже стояла над торговой пристанью и самим торжищем.

– Значит, первый полуподвальный, подклеть по-нашему, – это для хранения товаров, средний ярус – для торговли, а в верхнем тоже купцы обитают? – всё не унимался любопытный Ерошка-Ерофеич.

– Точно, ещё харчевни там, где поесть можно, чтобы самому готовкой пищи не заниматься. Удачную продажу отметить, с другим купцом о важном торге сговориться, да мало ли какие купеческие дела вершить за чарой греческого вина, там же и чиновники торговые находятся, – отвечал Стародым, явно довольный тем, что смог пригодиться купцам. – Отсюда же часть товара местные купцы перекупают и везут на внутригородскую агору, их торжище, чтобы уже дороже продавать там. Мы тоже можем на агоре торговать, однако опять же расходы на возницу и оплата за место, вот и считай, что выгодней! – поскрёб лысину Стародым.

Вскоре они уже носили свой товар через широкие двери в апофик.

Несколько раз подходили разного вида перекупщики, предлагавшие за полцены сразу забрать весь товар, но опытный в сём деле Стародым тут же налаживал их обратно.

– Видал, хитрецы какие, за полцены им товар продай, да ещё и большая часть из них сущие тати, норовят товар получить, а заплатить менее договорённого, а то и вовсе без оплаты оставить. Тут ухо востро держать надо.

«Купцы» были полностью согласны с лодейщиком – им надо было подольше задержаться в граде.

Расплатившись за жильё, лавки и кладовые с худощавым, болезненного вида греком, который записывал при этом что-то костяным стилом на дощечку, покрытую воском, кияне отправились в сам град поглядеть, что там и как, да прицениться, сколько их товар может стоить на городском торжище-агоре. Они прошли по мощённой камнем дороге к следующей, самой мощной городской стене, где Стародым показал стражнику у ворот всё тот же медный жетон, полученный от сборщиков налогов. Свернув ошую и пройдя через узкую улочку, вышли к большому прямоугольному сооружению, сложенному, как и стены, и башня главных ворот, из больших и тщательно отёсанных каменных глыб. Судя по обожжённым красноватым трубам, некогда это было городское водохранилище, однако сейчас оно оказалось пустым, а его огромная чаша наполовину забросана всяким мусором. Примыкающие к нему помещения с колоннами, лепниной и мозаиками, видимо, были термами.

– Вода из прежних источников перестала поступать, вот и захирело всё, – пояснил Стародым.

– Теперь в бассейне мусор, а в термах – богадельня, – расстроенно махнул рукой херсонесит, у которого они спросили, где можно помыться. И посоветовал общественную баню близ северной базилики.

Чуть раньше, чем обычно, закончив торг, киевские купцы отправились на каменистый берег, всей грудью вдыхая вольный морской воздух, струящийся вместе с волнами на разгорячённую солнечными лучами землю.

– Что делать будем, купцы-товарищи, – озабоченно рёк Молчан соратникам, – торговля наша к концу подходит, скоро пора в обратный путь сбираться, а улов новостей собранных совсем невелик…

– Ну, кое-чего мы узнали, – не очень решительно подал голос Скоморох.

– Для этого даже из Киева выезжать не потребовалось бы, – мрачно отозвался Ерофей. – Потолковать добре с приезжими купцами, и все дела.

– А времени мало, сдаётся мне, уже изведыватели византийские нами интересоваться стали, – снова продолжил Молчан, – видать, учуяли что-то. Убираться нам пора подобру-поздорову, пока не взялись крепко.

– Совсем как тогда у нас с тобой, брат Молчан, в Итиле. Может, мне и с византийскими изведывателями поскоморошничать, как тогда с хазарскими? Ведь тот хазарин в лисьем малахае упредил нас про грядущую резню наших купцов, – окунулся в воспоминания Скоморох.

– Ага, теперь снова у меня денег просить станешь, чтобы раба купить? – припомнил ему Молчан.

Все дружно поглядели на Ерофеича.

– Мы лучше его за какую матрону местную выдадим: и нам прибыль, и для изведывательского дела выгода будет! – хохотнул Скоморох и снова стал серьёзным. – Вот бы нашего с тобой, Молчан, знакомца проведать…

– Какого такого знакомца? – спросил Ерофей-старший, переводя взгляд на быстрого изведывателя.

– Был такой греческий воин, которого воевода Ольг по моей просьбе после побоища с хазарами пощадил.

– Полидорус, – припомнил Молчан. – Только он тогда в безысходности был от смерти своего стратигоса, а теперь, дома, кто знает, как себя поведёт.

– Верно Молчан речёт, – поддержал Ерофей, – выдаст тебя тот грек, да на этом ещё и заработает, не хватало нам к обычной слежке ещё и прямого доноса.

– Опасение есть, – тряхнул упрямо головой Скоморох, – да только вся наша служба риск сплошной. Грек дал обещание помочь мне, как я ему помог, только как и где его найти?

– А может, и нет его давно, помер или уехал куда, – с сомнением протянул Молчан, – ведь столько лет прошло.

– Идёт кто-то! – тихо предупредил «купец».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза