Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

Чих неожиданно помог ей оправдать молчание. А как сказать? "Издалека"? Но Фландрия мала - всю из конца в конец проедешь за неделю... если повезёт, конечно. Наверное, она одна такая дура, что ходит кругами и ищет незнамо, кого. Называть свою деревню Ялке тоже не хотелось, равно как не хотелось, чтоб её считали попросту бродяжкой. И память услужливо и очень кстати подсунула совет тётушки Минни.

- Я иду на богомолье.

- А, - кивнул тот понимающе. - А...

- В аббатство Эйкен, - тотчас же закончила она, опережая все возможные вопросы, и Михель снова закивал. Вопросов больше не последовало, Ялка успокоилась и наконец решилась отхлебнуть из кружки. Грог был крепок и горяч, у девушки мгновенно выступили слезы и, как выражалась тётушка Катлина, "прохудился нос". Она опять схватилась за платок, а когда проморгалась, полумрак корчмы ей стал казаться много мягче и уютнее. Трактирщик закончил протирать посуду и теперь сосредоточенно записывал что-то карандашом в огромнейший гроссбух.

- А что, это и вправду он добился, чтобы фонари на улицах поставили?

- Ага, - фыркнул Михель, - добился. И поставили. По праздникам их даже зажигают.

- По праздникам? А так?

- А так - накладно чересчур. Из своего кармана, что ли, ворвань покупать?

- Тогда зачем они?

- Пускай стоят, - махнул рукою тот. - Опять же, польза есть какая-никакая: хоть есть при случае, куда разбойников повесить.

Ялке почему-то расхотелось есть.

Тем временем три друга Михеля решительно, но как-то незаметно перекочевали к ним за стол.

- Знакомься, - Михелькин покивал на них, смешно вытягивая шею и указывая на каждого по очереди подбородком. - Это Герхард, это Ганс, а это Мартин. Это Ялка, и она идёт на богомолье.

- На богомолье? Странно, - усмехнулся тот, которого назвали Гансом. На богомолье ходят сотнями, в сезон, когда тепло, а не сейчас, в дожди и слякоть... Ты чего, отстала, что ли от своих?

- Я... Нет, я просто так. Одна.

- Без подруг?

- Ну, да. Чтоб быть поближе к богу.

Три приятеля переглянулись.

- Ну, а что, - сказал один, задумчиво скребя в затылке, - зачем ей кто-то ещё?

- В самом деле, зачем. Она ж не драться до святого Мартина идёт.

- Куда?!

- Ну к этому... отшельнику Иосгу, где морды бьют со свечками, чтоб это... Это самое...

Все трое почему-то рассмеялись, громко, но не злобно. Ялка напряглась, но потом опять оттаяла, убедившись, что смеются не над ней. Зачем-то заказали ещё вина, хотели вновь налить и ей, но она отказалась. Настаивать не стали, но зато опять спросили о чём-то. Вообще все четверо держались с ней на удивленье вежливо, что настораживало. Ялка отвечала невпопад, кивала или же качала головой, надеясь, что спрашивать им скоро надоест. Но четверо приятелей не отступали, им и впрямь сегодня было скучно. Герхард рассказал какую-то смешную историю, и все долго смеялись, даже Ялка прыснула и снова разразилась громовым "ап-чхи", что вызвало ещё одну лавину смеха. Приволокли поднос со снедью, Ялка вынула монетку, порываясь расплатиться, но четвёрка загалдела, возмущаясь, и полезла в кошельки. Герхард предложил выпить за неё, а Михелькин так и вовсе заявил, что паломницы, а тем паче такие красавицы заходят к ним не слишком часто, и они будут рады её угостить. Ялка вспыхнула и снова расчихалась, что все четверо безоговорочно восприняли как одобрение. И немедленно выпили.

- Послушайте, - тут Ялка всё-таки решилась, - не встречался ли вам в здешних местах один человек?

- Какой человек? - Михелькин уже основательно раскраснелся и отвечал как будто по инерции, а думал о совсем другом.

Совсем о другом...

- Такой рыжий, - уточнила девушка. - Ему лет тридцать, называет себя Лис.

- Нет, не встречался. Да ты ешь, ешь, закусывай. А зачем он тебе?

- Да так. Он знахарь.

- А, - встрял тут же ехидина Мартин, - нос лечить?

Все прыснули, и даже Ялка.

Хлеб и ветчина были так себе, а вот сыр оказался весьма неплох. Тушёные же овощи нового урожая было трудно чем-нибудь испортить. К солёной рыбе Ялка не притронулась, а кофе был дрянным и желудёвым, что нисколько девушку не удивило - в округе росло громадное количество дубов, и уж желудей-то хватало всем. Когда вновь добрались до вина, Мартин порылся в кармане и извлёк на свет дешёвую губную гармошку с обгрызенным фасадом ("Зубная гармошка", - съехиднничал он, вызвав хохот у всех пятерых) и изъявил желание чего-нибудь сыграть. Играл он так себе, не слишком умело, но с большим воодушевлением; под вино его песни вполне "покатили".

Несмотря на грог и тёплую компанию, девушке всё меньше нравилось сидеть здесь в обществе четверых подвыпивших парней. Пусть они не выглядели страшными и даже рук не распускали, но всё же Ялка чувствовала, что что-то здесь не так.

Пусть даже дело было только в их расспросах и бутылках на столе. Именно поэтому она предпочитала останавливаться ночевать на постоялых дворах, хозяева которых ко всему привычны и никогда не станут спрашивать, откуда и куда идёшь. Не то, что в деревнях, где все друг друга знают, и любой остановившийся на постой путник вызывает настороженное любопытство.