В глухом закутке под лестницей было пыльно и темно. Фриц опустился прямо на пол, мокрый и замёрзший, долго хлюпал носом, изредка прислушиваясь к беготне за стенкой. Потом стал колотиться в двери и кричать. Какой-то голос из корчмы пообещал, что сам его пристукнет, если тот ещё раз запищит, велел ему сидеть тихо, и Фриц умолк, оставшись наедине с темнотой и странной тяжестью в груди, которая давила как бы изнутри. Мальчишке сделалось совсем не по себе. Он мог представить, как ударит человека, смог однажды даже броситься с ножом на стражников и монахов, закрывавших путь к свободе, но никогда не видел сам, как убивают людей - кроваво, грязно, подло.
Ни за что.
В щели меж досками тянуло сквозняком, промокший Фриц стал замерзать. Темнота смыкалась и душила - Фриц на самом деле начал задыхаться, судорожно шаря по сторонам и обрушивая на себя мешки, корзины с луком и какое-то тряпьё. Ему вдруг на мгновение представилось, что он здесь похоронен заживо. Он забился, словно птица в ловушке, и замер, как парализованный, когда вдруг понял, что сдавило ему грудь, и мерзко, холодно теперь ворочалось внутри. То было чувство, которого он раньше почему-то никогда не испытывал.
Это был страх.
Настоящий.
- Отходит, - еле слышно донеслось вдруг до него из-за стены. Фриц вздрогнул и перекрестился. Сказали это тихо, но в корчме все услышали и сразу же примолкли. - Царство ему небесное... Как звать-то хоть его?
- Да кто ж знает; я никогда его не видел здесь.
- И я.
- И я.
Опять молчание.
- Он что же, без прислуги?
- Выходит так, что без прислуги. Посмотри в его мешках.
- Надыть бы за священником сгонять. А?
- Надо бы, конечно... А, поздно...
Уличная дверь вдруг хлопнула, и в Трёх Ступеньках воцарилась тишина. Никто не кашлянул, не двинулся, лишь дождь шуршал по крыше. Даже Фриц перестал всхлипывать и с недоумением прислушался.
- Грейте воду, - вдруг распорядился кто-то хриплым, простуженным голосом с акцентом горца с юга. - Быстро. И погасите трубки, здесь и так нечем дышать! Откройте окно.
- Дык ведь... не открывается, - сказал хозяин. - На зиму забили.
- Тогда - дверь, - невозмутимо заявил пришелец. Что-то мокрое упало на пол. Зашуршало. Кто-то сдвинул стол. Протрезвевшие гуртовщики зашептались, кто-то ахнул. Томительные полчаса прошли в глухой тиши, потом вдруг что-то крикнули, протяжными и незнакомыми, какими-то горящими словами, и вдруг раздался чей-то стон, переходящий в хриплый кашель. Толпа в корчме встревожено и приглушённо загудела, будто пчёлы в зимнем улье. Зашаркали подошвы, словно люди расступались перед кем-то и смыкались снова за его спиной.
- В тепло его, - распорядился хриплый голос, - и поить горячим, с мёдом и шиповником.
- Он выживет? Выживет? А?
- Что? - устало отозвался тот. - А. Да. Жить будет.
- Ох, - с облегчением сказал трактирщик. В его дрожащем голосе каким-то странным образом смешались облегчение и страх. - Ох. Ну вы меня прямо таки спасли. А то не дай бог, взаправду бы скончался, так с разбирательством бы господин профос трактир бы на неделю опечатал... Э-ээ... Вот только как нам насчёт платы...
- Не надо, - отозвался усталый голос. - Обойдёмся так.
Знахарь помолчал. Фриц вдруг почувствовал колючий бег мурашек на спине, вздрогнул, сжался и почему-то зажмурился.
- Кто там у вас? - спросили вдруг за дверью.
- Где? Там? - в голосе трактирщика скользнули нотки изумления. - Там э-ээ... Мальчишка там. Пырнул его ножом - вот энтим самым, стал быть, ножом, поганец, вот мы там его, значит, сразу и споймали. Ну, мы его и посадили, значит, под замок. Завтра донесенье сделаем и в город его свезём, а там с ним разберутся. Разберутся, значит, ага...
- Это был не он.
- Чего - не он? - не понял тот. В трактире ошарашено молчали.
- Ножом - не он. Другой был кто-то.
- Эхва! Ну, это вы хватили, господин хороший. Ведь вас тут не было, почём вам знать?
- Мне ли не знать, - хмыкнул тот. - Я же знахарь, уважаемый. Смотрите сами: это же стилет, почти иголка, а рана резаная, как от плоского ножа. И - посмотрите, где. Для мальчишки это слишком высоко. Ну? видите?
- Могёт, и так, - с сомнением пробормотал трактирщик. Сердце Фрица колотилось и грозило прошибить грудную клетку. - Могёт, и так, я в этом ведь не разбираюсь. Могёт быть, это тот второй, что с ним был. Так что ж нам, отпустить его теперь прикажете, что ли?
- Ничего не прикажу. Я не вельможа, чтобы приказывать. Очнётся раненый, расспросите его, решите сами. А мне пора.
- Ну что ж... Спасибо вам.
- Сочтёмся. Смотрите впредь получше за своими постояльцами, а то - вон у вас вышибала какую ряху наел, а толку никакого... Бывайте, господин Филипп.
- И вы бывайте, господин Лис.
Дверь за ним захлопнулась, и все в корчме вздохнули с облегчением.
Фрица же, наоборот, - как подбросило: "Лис!"
Трактирщик назвал его - Лис!
Он вскочил и с бешеным отчаянием заколотился в дверь.
- Откройте! Откройте! Открой-те-е-е!!!
* * *