Руны

В спальне наверху в доме Томрина моргал свет. Три вспышки, пауза, одна, пауза, три. Это был сигнал, мы с Эриком придумали его и использовали, когда один из нас хотел поговорить.

— Откуда он знает наш сигнал?

— Я не знаю, — ответил Эрик раздраженным голосом.

— Подожди, — но Эрик уже пересек комнату. Он открыл окно. Я наблюдала, как он спустился по дереву. А затем увидела силуэт в его старой спальне. Торин. Свет перестал мигать. Секундой позже Торин открыл переднюю дверь внизу и вышел наружу.

Как он мог так быстро двигаться? Или с ним в доме есть еще кто-то? Может быть, родители? Я не могла спуститься по чертову дереву, поэтому наблюдала за ними с балкона. Их голоса были приглушенными, что также добавилось к моему разочарованию.

Через несколько минут Эрик вернулся и встал у подножия дерева:

— Брось мне мои ключи.

Я нахмурилась:

— Зачем?

— Я иду домой. Моя мама позвонила ему.

Я посмотрела на Торина. Он стоял, прислонившись к перилам на крыльце, скрестив руки на груди и направив глаза на Эрика, как будто чтобы удостовериться, что он ушел домой.

— Я спускаюсь.

Эрик покачал головой:

— Нет, Рейн. Ты сломаешь себе что-нибудь.

— Я не буду пользоваться деревом, — я закрыла окно позади меня, схватила его ключи, ботинки и камеру и прокралась по коридору. Из спальни мамы не доносилось ни звука, но она спала довольно чутко. Я нахмурила, ненавидя себя за то, что начала думать о спальне, как о ее комнате, а не их с папой. Внизу я нашла Эрика снаружи у входной двери.

— Что происходит?

— Я не знаю, но мне нужно идти, — он повесил камеру на шею и надел ботинки.

— Почему твои родители позвонили ему, а не мне?

— Потому что они всегда считали, что если меня нет дома, я в старом доме, — он забрал у меня ключи и всего мгновение смотрел на меня сверху вниз. Тишина затягивалась. Я была уверена, что он поцеловал бы, особенно когда его глаза опустились на мои губы. Вместо этого он отступил назад, поднял камеру и нажал на кнопку. Он улыбнулся, когда я нахмурилась. Он еще раз сфотографировал.

— Спокойно ночи, Рейн. Увидимся утром.

Я прошла вниз по подъездной дорожке и смотрела, как он уезжает, затем посмотрела на дом Торина. Он стоял на крыльце, по прежнему прислонившись к перилам, за тем исключением того, что его взгляд был сосредоточен на мне.

Что за игру он вел? Мне хотелось пойти туда и потребовать ответы, но я была слишком зла. Я повернулась, вошла в дом и залезла в постель. Сон ускользал от меня довольно долго, и, когда я наконец уснула, за мной гналось что-то невидимое.

***

Когда я проснулась, до меня долетел запах жареных яиц. Папа. Он часто готовил специальный завтрак к моему дню рождению. Взбудораженная я сбежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Я остановилась, когда добралась до кухни и увидела маму у плиты, переворачивающей омлет на сковороде. По мне разлилось разочарование.

— С днем рождения, милая, — крикнула она, на запястьях покачивались браслеты, камни на колье и серьгах ручной работы покрывали такие же странные символы. — Яйца и тосты готовы.

Над тостами поднимался пар. Я вытащила тосты.

— Тебе нужна помощь с чем-нибудь?

— Нет, все хорошо, — она выключила плиту и повернулась, чтобы посмотреть на меня. — Когда ты оденешь свою позорную футболку?

Я нахурилась:

— Футболку позора? Что… откуда ты знаешь?

— Милая, ты мой единственный ребенок. Конечно же я знаю, чем ты занимаешься, в том числе, когда ты споришь с друзьями или украдкой ускользаешь из комнаты, минуя входную дверь, — она посмотрела на лестницу. — Когда спустится Эрик?

Я открыла рот, затем закрыла его, не сказав ни слова. Неудивительно, что стол был накрыт на троих.

— Ну, раз ты знаешь все, значит должна знать ответ на этот вопрос.

Она усмехнулась и искоса посмотрела на меня:

— Договоренность о футболке позора, если ты и он не поцелуетесь или…

— Не-ет, — воспоминания о прошлой ночи всплыли в мыслях, заставив меня покраснеть. — Он казался немного грустным прошлой ночью. Его родители собираются переехать домой в Европу, а он пытается убедить их, чтобы ему разрешили остаться здесь и закончить среднюю школу.

Кровь отлила от лица мамы, отчего оно побелело.

— Правда? Мне нужно поговорить с Сарой и Йоханом.

— Эрик сказал не нужно.

Мама подошла ко мне взяла мои руки:

— Мне так жаль, сладкая. Я знаю, как близки вы двое.

— Он может пожить у нас, если родители разрешат ему остаться?

— Я не знаю, — она отступила. — Это зависит от его родителей. Если они не против, конечно, он может остаться с нами, — она подняла тост и соскребла сожженную часть в мусор, прежде чем положить яйца на тарелку. Верхняя часть яиц была не до конца прожарена.

Я постаралась, чтобы меня не передернуло. Она пыталась так, что не важно, насколько съедобными они были, я бы съела их.

— Насчет сегодняшней ночи, мне нужны деньги на пиццу и напитки.

— Хорошо. Напомни мне внести денег на твою карту. Ах, да, и я куплю торт.

— С двумя слоями шоколада и взбитыми сливками в глазури, — сказала я.

Она улыбнулась:

— Значит с двойным шоколадом. Подашь мне мой кошелек, милая, пожалуйста?