Румпельштильцхен

Есть здесь и галереи, выставляющие образцы современного абстракционизма, есть и дешевые копии, и замечательные эстампы, и картины местных художников, облюбовавших для своих творений чугунные балконы, тележки цветочниц и джазовых музыкантов. На территории, прилегающей к Парку Джексона, на самом берегу несущей свои мутные воды Миссисиппи, сидит намного больше художников-портретистов, чем их ежегодно выпускается Институтом изящных искусств в Чикаго. Все они сидят за складными мольбертами, чиркая по бумаге пастелью или углем, в то время, как объекты их творчества сидят напротив них, затаив дыхание, не мигая (и с довольно глупым видом), стараясь не обращать внимания на слоняющихся вокруг зевак. На Французский рынок свозятся свежие овощи и фрукты из близлежащих хозяйств: апельсины, яблоки, бананы, морковь, белый и красный картофель, лук, бобы зеленые и желтые, — а уж буйство красок здесь может посоперничать с палитрами художников в парке.

И музыка, везде музыка. Повсюду в городе. Завернешь за угол, а там вовсю трудится ансамбль из пяти музыкантов — труба и тенор-саксофон, пианино, ударные и бас. Сойдешь с тротуара — а там трое ребят поют мелодию собственного сочинения, аккомпанируя себе на гитаре, банджо и стиральной доске, открытый футляр от гитары стоит тут же на земле, в ожидании добровольных взносов. Здесь есть замечательные музыканты и не очень, но вы можете видеть их везде: например, на островке безопасности посредине центральной улицы одного из прибрежных районов. Потоки машин обтекают их с двух сторон, в то время, как они играют свой «Бэзин Стрит Блюз». Или же кто-нибудь играет на флейте у дверей магазина на Кенэл-Стрит, или же еще один музыкант бренчит на укулеле у магазина, где занимаются тем, что набивают на майки фальшивые газетные заголовки; мелодии накладываются друг на друга и переплетаются, музыка не замолкает ни на минуту и подстерегает на каждом шагу. Во всем мире нет второго такого места, как Новый Орлеан, и мой компаньон Фрэнк даже не может себе представить, как же чертовски много в этой жизни он теряет.

Вечером той же пятницы магия города вкупе с очарованием и шармом Дейл О'Брайен привели мою бедную дочку Джоанну в трепетный и иступленный восторг. Поначалу, когда я представил ее Дейл в аэропорту Калусы («Ага, привет»), Джоанна по своей восхитительной привычке замолчала, и так продолжалось всю дорогу до самой Тампы, а после пересадки там, до самого Нового Орлеана. Когда я высадил их обеих у отеля, Джоанна метнула в мою сторону испуганный взгляд — я что, и вправду решил оставить ее наедине с этой женщиной, с этой еще одной, этой угрозой ее прежним правам? В ресторане «У Жака» в то время, как наше проголодавшееся трио поглощало закуски в ожидании заветных девяти часов, когда должны были принести ужин, Джоанна стала несколько дружелюбней, но я подозревал, что это только из-за того, что я сам единолично узурпировал ее привилегию на роль глухонемой.

Но потом, между рыбой и жарким Джоанна и Дейл были уже увлечены оживленным обсуждением просчетов и недостатков в системе школьного образования Калусы, и Джоанна принялась рассказывать Дейл о том, как она рада, что ей довелось учиться в школе Св. Марка. Я был чрезвычайно изумлен, когда услышал, как моя Джоанна рассказывает ей все об Эде, инструкторе по физкультуре из Бедлоу, известному тем, что зачеты учащимся женского пола он ставил только в том случае, если только те посещали его дополнительные внекласные занятия, не предусмотренные никакими программами, и проводимые им в кладовке, где хранились всякие там баскетбольные мячи, и где как раз во время этих занятий находился и спортивный снаряд иного рода. Своевременное прибытие Chateaubriand избавило меня от дальнейшей необходимости вникать в самые разнообразные познания моей умудренной жизнью тринадцатилетней доченьки. Дейл перевела разговор на то, какой маршрут и порядок осмотра города нам, по ее мнению, следует избрать, и моя Джоанна слушала ее, затаив дыхание и широко распахнув глаза. И еще до того, как мы покинули ресторан, я был уверен, что она уже была влюблена в Дейл.