Елизавета Петровна требовала, чтобы ей докладывали обо всем, что выпытает следственная комиссия. И вот тогда только стал проясняться для нее смысл авантюры Апраксина. Оказалось, что к делу об отводе армии в Россию, поближе к Петербургу, имел прямое отношение великий канцлер Бестужев-Рюмин. И не только он. В делах Апраксина были обнаружены адресованные ему письма великой княгини Екатерины Алексеевны.
Императрица оказалась в сложном положении. Надо было принимать какое-то решение, а какое — она еще не знала.
Бестужев-Рюмин собирался ехать на службу, когда ему доложили, что в гостиной его ожидает княгиня Елена Степановна Куракина.
— Елена Степановна? — переспросил он, не ожидавший такого визита.
— Так точно, ваше сиятельство, Елена Степановна, — подтвердил слуга.
— И давно ждет?
— Еще только светало, как приехала.
— Изволь пригласить, — распорядился граф. — Да не забудь принести кофе.
Елена Степановна была дочерью графа Апраксина, выданная в княжескую семью. В светских кругах ее считали первой красавицей Петербурга. Да так оно и было. Раннее замужество не только не огрубило ее внешность, а наоборот, сделало еще более привлекательной. В свои двадцать четыре года она входила в ту полосу женской зрелости, когда мужчины перестают замечать в ней недостатки. На куртагах ни за кем не увивалось столько кавалеров, как за княгиней. Получить ее согласие на танец считалось для каждого высшим счастьем. Ее благосклонности добивался даже фаворит императрицы Петр Иванович Шувалов, но был отвергнут ею. Недруги после этого посмеивались: старик, а тоже в любовники захотел…
Бестужев-Рюмин подошел к зеркалу и вздохнул, увидев исхудавшее, в морщинах лицо. С тех пор как арестовали Апраксина, канцлер потерял покой. Его не оставляло смутное ожидание чего-то ужасного, неминуемого. Правда, он оставался пока в стороне. На следствии Апраксин вину за отвод войск взял на себя, не назвал ничьего имени. Но следствие-то продолжается! И еще неизвестно, как поведет себя фельдмаршал, когда его потащат на дыбу…
При появлении в дверях княгини Бестужев-Рюмин быстро отошел от зеркала, поцеловал гостье руку и усадил за стол против себя. Слуга, сопровождавший гостью, расставил на столе чашки с кофе и ушел.
— Боже мой, Алексей Петрович, — в волнении заговорила княгиня, не дотрагиваясь до кофе, — не знаю, что и подумать… Что с моим бедным отцом? Я слышала, он все еще под стражей. За что такая немилость? Ради Бога, скажите всю правду. Я не сплю уже несколько ночей… — Ее большие черные глаза были наполнены слезами, полные губы чуть вздрагивали, полуобнаженная грудь то подымалась, то опускалась. Темно-каштановая прядь, выпав из-под шляпки, легла на плечо, концом касаясь выреза на груди. Она оставалась прекрасной и соблазнительной даже при охватившем ее горе.
Сделав глоток из кофейной чашки, канцлер сказал, что положение ее отца действительно трудное: фельдмаршал обвинялся в самовольном отводе войск из Пруссии. Однако, добавил он, отчаиваться не следует, потому что все можно поправить.
— Вы говорите, можно поправить? — обрадованно подхватила княгиня. — Но как, как?..
Канцлер промолчал, раздумывая.
— Я пришла к вам, как к другу моего отца, — продолжала Елена Степановна, не дождавшись ответа на вопрос. — Вы один можете спасти его. Упросите государыню, она не откажет в милости.
Канцлер не отвечал, продолжая раздумывать.
— Если у вас есть причины не искать аудиенции, — настаивала княгиня, — попросите графа Разумовского. Он человек добрый, он может все уладить.
— Да, да, граф добр, — рассеянно промолвил канцлер и снова посмотрел на нее.
В словах и в выражении лица княгини было много наивной надежды. Ей все представлялось просто: пойти к государыне и замолвить слово… Она не знала того, что после выздоровления императрица ни разу не соизволила вызвать его для доклада, отказывала в аудиенции. Да если бы ему и удалось добиться приема, то все равно он не смог бы склонить ее к милости. Тут нужен другой человек, который пользуется ее фавором. Граф Разумовский на сей случай не подходит. В последнее время он вообще держится в тени. Его место занял граф Иван Иванович Шувалов. Этот человек был и моложе, и воспитаннее Разумовского.
Шуваловы — вот кто может отвести беду!
Мысль о Шуваловых показалась ему настолько правильной, что он отодвинул от себя кофейную чашку и в волнении застучал пальцами по столу. Княгиня поняла, что у него возник какой-то план.