Румянцев-Задунайский

В доме семейства Брюс, где он остановился по приезде в Петербург, его ожидала масса новостей: небывалое наводнение, подвергшее ужасу весь город; появление новых фаворитов, незнатных родом и ранее никому не известных; возвращение из южных губерний светлейшего князя Потемкина. Особенно муссировалась последняя новость. Когда князь покинул Петербург, кое-кто решил, что карьере его пришел конец, поскольку у государыни объявились новые «развлекатели». Но вот он вернулся, и все увидели, что его значение при дворе совсем не убавилось, наоборот, он стал еще влиятельнее. Во всяком случае, государыня видела в нем свою главную опору.

После визита к семейству Брюс, довольного своей жизнью, Румянцев поехал к жене, а на другой день заявил о себе императрице.

Улицы Петербурга в результате наводнения представляли собой болота с завалами всевозможного мусора, руинами деревянных строений, не выдержавших натиска воды. Бедствие было очевидным, и Румянцев ожидал найти императрицу, отягощенную заботами. Каково же было его удивление, когда увидел ее необыкновенно веселой, словно только что вернувшейся с маскарада.

— О граф, — воскликнула она, едва он вошел к ней, — видели ли вы, что произошло с нашей столицей?

Румянцев начал было выражать сожаление, но Екатерина не дала ему говорить:

— Знаете, я это предчувствовала. Когда я вернулась из Царского Села в город, стояла прекрасная погода, но я сказала: «О, будет гроза, потому что князь Потемкин и я изощрялись вчера в выдумках». И действительно, в 10 часов вечера ветер с шумом открыл окно в моей комнате. И пошел сразу дождь из всякого сорта предметов: черепицы, железных листов, стекла, воды, града и снега. В пять часов пришли доложить, что вода стоит у моих дверей и просит дозволения войти. Я сказала: «Коли так, то пошлите снять часовых у малых дворов, чтобы они не погибли, загораживая воде доступ ко мне».

Румянцев пытался осторожно перевести разговор на дела в Малороссии, но государыня явно не могла настроиться на серьезный тон. Она так и светилась веселостью, и он невольно подумал: «Это Потемкин!..» Ему уже рассказывали, с какой пышностью встретили князя из его недолгой поездки на юг. По дороге всюду в его честь устраивались триумфальные ворота, в городах произносились приветственные речи, закатывались праздники. Что касается самой государыни, то она подарила ему Аничковский дворец, пожаловала 80 тысяч рублей на поправку мебели. Странные, очень странные отношения поддерживала с ним государыня. Вроде бы теперь и не любовник ей больше, другие в ее опочивальню дорогу торят, а вот на-ка же!.. Князь остался главным в сердце, хотя и не делит с ней больше ложе. А впрочем, кто знает… Не исключено, что вместе с прочими и он урывает себе при случае цветы удовольствия. Государыня как женщина в сих делах, по всему, ненасытная.

— Князь Потемкин имеет план присоединить к России весь Крым, — наконец переменила разговор Екатерина. — Как вы это находите?.

Румянцев сказал, что такое решение может вызвать новую войну с Турцией.

— Ну и пусть, — небрежно бросила Екатерина.

Она так и не спросила о положении дел в Малороссии.

Оставив государыню в том же беззаботно-приподнятом настроении, Румянцев поехал к себе. И потекла у него прежняя столичная жизнь: днем книги, редкие посещения сената, вечером Эрмитаж, приемы, спектакли…

Однажды Румянцев приехал в театр посмотреть трагедию Княжнина «Росслав». Спектакль шел при полупустом зале. Устроившись в затемненной ложе, Румянцев без интереса смотрел на сцену. Трагедия его не трогала. Главным героем своего произведения сочинитель вывел некоего российского полководца Росслава, попавшего в плен к датскому и шведскому королю. Пленнику предлагали различные соблазны, дабы заставить его отречься от родины, но он все отверг, отверг даже любовь шведской княжны, трон, который та ему предлагала, отверг, чтобы остаться верным любви к своей отчизне.

В партере под ложей Румянцева, не обращая внимания на сцену, увлеченно беседовали два гвардейских офицера. Румянцев вначале относился к голосам разговаривавших как к шуму, который мешает слушать сцену, но когда услышал, как один из офицеров назвал имя Прасковьи Александровны, проникся вниманием.

— Да нет, точно говорю, — доносился приглушенный полушепот. — Все наши о том знают. Значит, так… заходит государыня в комнату, а там он с нею обнимается… Он, конечно, сразу государыне в ноги, прощение стал просить.

— А она?

— Кто, графиня Брюс? Ей от государыни полное прощение. Дело-то у них с государыней по части нашего брата общее…

Румянцев не мог больше слушать. Его охватило негодование. Какой-то пустой офицеришко осмелился порочить честь его любимой сестры! Нет, он этого так не оставит. Он в первом же антракте призовет его к себе и потребует объяснений. А впрочем, разумно ли?

Стоит ли затевать скандал? Сплетен в Петербурге от этого не убавится, он даст им только новую пищу…