Рулетка судьбы

Понятно — монаховская шестерка. Гляди, гляди, милый, если хозяин не нацелил тебя на мой горбатый нос, ничего полезного не усмотришь. Александр поправив очки-колеса, закрывающие поллица.

— Знаю, знаю! — радостно пропищал портье. — Владелец увеселительных заведений, господин Нефедов! Приятно познакомиться. Сейчас вас проводят, -

повел он глазами в сторону мордоворота. — Англичанин специально прислал в

холл своего человека.

Монаховская шестерка согнул в поклоне шею. Вот это бычек! Приложится в четверть силы — ни одна реанимация не откачает. Но отказываться нельзя, отказ в любой форме вызовет подозрения.

— Прошу! — вытянул громила руку, похожую на хобот слона.

Прошагали к лифтовой двери. Киллер впереди, телохранитель — сзади.

Будто зек и конвоир.

Возле выхода из лифта — столик дежурной. Солидная дамочка с пальцами-сардельками, унизанными кольцами, с колесоподобными серьгами в ушах и тройным подобородком. Для такой одного стула маловато, с трудом умещается. При виде незнакомого мужчины поднялась было, но появление за ним знакомого телохранителя успокоило ее.

— В пятый люкс? — спросила она на всякий случай.

— В пятый, — беззаботно ответил Александр. — Разве нельзя?

— Почему нельзя? — рассмеялась дежурная и ее выпуклые груди, на семьдесмят процентов выступающие из декольте, заплясали невесть какой танец. — Пожалуйста.

Собков вежливо поклонился. Оглядел прелести перезрелой красотки. Не с целью попробовать их наощупь, он слищком ценнил свой вкус, чтобы прельститься подобными древностями. Просто — если мозги дежурной заплыли жиром, на подобии толстого зада, услышит хлопок выстрела — не сразу сообразит. А когда, наконец, до нее дойдет что к чему и почему, не поторопится поднять тревогу — предварительно пососет валидолину, накапает себе успокоительных капель.

Киллер и его «пастух» прошли по ковровой дорожке к входу в люкс. Телохранитель два раза постучал в дверь: один раз коротко, слабо, второй

— посильней. Никто не ответил. Ругаясь сквозь зубы, громила достал ключ, открыл.

— Проходите.

В небольшой прихожей, привалившись к стене, храпел его напарник.

— Вот так всегда, падла, — пожаловался сопровождающий «гостю». — Приходится за двоих вкалывать… И что за разнесчастная моя житу… Что вы?

Пистолет с глушителем больно втинулся под подбородок.

— Молчать, сявка! — тихо приказал киллер, перекладывая пистолет охранника из его наплечной кобуры в свой карман. Верхняя губа приподнялась, обнажая зубовный оскал. — Прощай, бегемот!

Негромкий хлопок и телохранитель с простреленным горлом сполз на пол. Странно, но едва слышный выстрел разбудил его напарника. Грохот кулаками в дверную филенку не разбудил, а хлопок мигом привел в чувство.

Пришлось покончить и с ним.

— Кто там? — послышался из номера знакомый голос Монаха и он появился на пороге, вытирая голову банным полотенцем. — Ты?

— Узнал, падла! — удовлетворенно проговорил Александр, снимая очки и втискивая пистолетный ствол в жирную грудь «англичанина». — Шевели ходулями, сявка, не надо беспокоить других постояльцев. Садись, дерьмо!

Монах не сел — упал в кресло. Махровый халат распахнулся, обнажив дряблое тело старика. Челюсть отвисла.

— Пуля, пощади…

Собков зловеще улыбнулся. Узнал старый мерзавец, вспомнил кликуху, данную на зоне молодому спецназовцу! Небось, сердце скатилось в пятки, трусишки обмочил, тварь вонючая.

— Погляжу на твое поведение. Сейчас побазарим, малость примем.

Киллер запер дверь, достал из бара бутылку коньяка, две рюмки, нарезанный лимон, посыпанный сахарной пудрой. Оглядел стол и демонстративно поморщился.

— Я тебя на своей вилле принимал не так бедно. Помнишь Аннушкины разносолы?… Забыл, падла? Это когда ты приказал мне ликвидировать депутата Пушкарева… Вспомнил, вонючий огрызок?

— За что? — трусливо прохрипел Монах. — Ведь я к тебе — как к сыну…

— Сказано, сначала примем, — придвинул Александр наполненную рюмку. — Базар пойдет веселей. Мы с тобой — не пацаны, не сявки — в законе, веди себя соответственно. Вот так, — удовлетворенно промолвил он, когда Монах залпом опустошил рюмку. Свою даже не пригубил. — Теперь можно и побазарить.

«Англичанин» успокоился. Решил — если киллер сразу не выстрелил, страшного не произойдет. Вдруг Пуля задумал поиздеваться, показать, кто из них банкует. Главное, не качать права, изобразить радость.

— Ну, что ж, встреча старых друзей всегда приятна, — подхалимисто улыбнулся он. — Побазарим. Как живешь, что у тебя новенького? Почему столько времени не давал знать о себе?

Собков знал какая ярость горит в ласково улыбающемся старике. И все же наслаждался. Страхом и унижением бывшего своего начальника. Особенно, унижением.

— Мог бы вообще исчезнуть. Если бы твой посланец Феликс успел выстрелить. Одно непонятно: за что ты решил меня замочить? Казалось бы, все твои приказы выполнял. Неужели пожалел несчастные пятнадцать кусков баксов за депутата? Тогда — вдвойне дерьмо!

— О чем ты говоришь, Пуля? — ужаснулся старый притворщик. — Клянусь, не поручал я тебя мочить — Феликс придумал.

— Врешь, падла, — устало проговорил Собков. — Пощаду вымаливаешь.