Дознавателю следует помнить, что он и допрашиваемый часто работают вразнобой не потому, что допрашиваемый злонамеренно утаивает или вводит в заблуждение, а просто потому, что то, чего он хочет от ситуации, не совпадает с тем, чего хочет дознаватель. Цель дознавателя — получить полезную информацию — факты, о которых, предположительно, имеет представление допрашиваемый. Но в самом начале допроса и, возможно, в течение долгого времени после того допрашиваемый не очень заботится о том, чтобы донести до следователя свою специализированную информацию; он озабочен тем, чтобы как можно лучше показать себя. В начале допроса он, скорее всего, задается не вопросом «Чем я могу помочь PBPRIME?», а вопросом «Какое впечатление я произвожу?» и, почти сразу после этого, вопросом «Что со мной теперь будет?». (Исключение составляет агент-провокатор, посланный в полевые подразделения KUBARK после обучения выдерживать допросы. Такой агент может чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы не испытывать серьезных опасений за себя. Его главным интересом с самого начала может быть получение информации о дознавателе и его службе).
Квалифицированный дознаватель может сэкономить много времени, распознавая эмоциональные потребности допрашиваемого. Большинство людей, столкнувшихся с официальным — и обладающим неясной властью — представителем иностранной державы, перейдут к делу гораздо быстрее, если с самого начала дать им почувствовать, что с ними обращаются как с индивидуумами. Такая простая вещь, как здороваться с допрашиваемым по имени в начале сессии, закрепляет в его сознании утешительное понимание того, что его рассматривают как личность, а не как выжимаемую губку. Это не значит, что эгоистичным типам следует позволять подолгу греться в тепле индивидуального обращения. Но важно снять страх низведения, который мучает многих людей при первом допросе, дав понять, что за допрашиваемым признается индивидуальность. Когда это общее понимание установлено, допрос может перейти к обезличенным вопросам, и в дальнейшем ему не будут мешать или прерывать — или, по крайней мере, не так часто — не относящимися к делу ответами, призванными не предоставить факты, а доказать, что допрашиваемый является уважаемым представителем человеческой расы.
Хотя часто бывает необходимо хитростью заставить человека рассказать то, что нам нужно знать, особенно в ходе КР допросов, первоначальный вопрос, который задает себе дознаватель, должен звучать так: «Как я могу заставить его захотеть рассказать мне то, что он знает?», а не «Как я могу заманить его в ловушку с тем, чтобы заставить раскрыть то, что он знает?». Если допрашиваемый действительно настроен враждебно по идеологическим причинам, приемы манипуляции вполне уместны. Но предположение о враждебности — или, по крайней мере, использование тактики давления при первой встрече — может сделать трудными субъектами даже тех, кто отреагировал бы на признание индивидуальности и первоначальное предположение доброй воли.
Еще одно предварительное замечание о дознавателе заключается в том, что обычно он не должен персонализоваться. То есть он не должен быть доволен, польщен, расстроен, провоцируем или иным образом эмоционально и личностно затронут допросом. Продуманное проявление чувств, используемое с определенной целью, является исключением; но даже в этих обстоятельствах дознаватель полностью контролирует себя. Ситуация допроса носит ярко выраженный межличностный характер, поэтому тем более необходимо уравновешивать ее отношением, которое субъект четко осознает как существенно справедливое и объективное. Человек, который не может удержаться от персонализации, который эмоционально вовлекается в ситуацию допроса, может достигать случайных (и даже впечатляющих) успехи в качестве дознавателя, но почти наверняка будет в среднем иметь низкий коэффициент полезного действия.