Книгу выкинуло с полки, как камень из катапульты при осаде города. Преодолев не слишком уж большое расстояние, она саданула Келен по лицу, оставив красный болючий след в половину щеки.
И на Келен, ударяя по разным уровням высоты, посыпались все исторические справочники, которые только сумела откопать их школа. Чудовищное количество цифр, имен и дат смерти.
– Как дела, дочка… Кто это тебя так?
Келен посмотрела на уборщика Дени одним глазом. Второй был частично заслонен пакетом с клюквой быстрой заморозки. Тонкая корочка льда, покрывавшая его, уже растаяла и ручейком бежала по щеке. Под пакетом красовалась распухшая бордовая полоса.
– Никто. – Келен быстро положила ягоды на место. – Это случайность.
Она с сожалением глядела вслед уходящему работнику магазина. Он интересовался ее самочувствием почти что озабоченно.
– Ты вообще понимаешь, что своими закидонами делаешь мне хуже? – задала вопрос Келен на выходе из магазина, предварительно позволив охраннику обшарить свою школьную сумку.
– Вы обещали, что не станете портить мне жизнь. Если для вас наш договор – пустой звук, то и для меня тоже.
До дома Келен пробовала идти как можно медленнее. У нее не очень получалось. Страх того, что ждет ее там за покалеченное лицо, подгонял ее как шквальный ветер. Миссис Фаэр вообще очень пеклась о лице Келен. Синяки под глазами, выскочивший прыщ или случайная царапина вызывали у той приступы необоснованной ярости, которые выплескивались ни на кого иного, как на дочь. Похоже было, что внешность Келен она рассматривала как товар на продажу, за который, при должном уходе, можно было выручить неплохую супружескую партию. Именно благодаря матери Келен получила свою лютую неприязнь к собственным веснушкам.
– Мам, я дома.
Она почувствовала, что что-то не так, едва последний слог ее ежевечернего приветствия отзвучал в прихожей. Дом был… не пустым. Не так, как каждый день, когда самым живым и веселым в нем были разве что тикающие на кухне часы, а свет лампочек, не достающий до всех закоулков и углов, делал их еще темнее. Сейчас из глубин жилья тянуло тем особым, расслабленным духом, какой воцарялся всякий раз при гостях. В довершении к этим домыслам Келен улицезрела абсолютно лишнюю и чужую пару обуви, примостившуюся возле порога.
– Вот, похоже, и она.
Радость, нахлынувшая было на Келен от осознания того, что ей не придется весь вечер распинаться перед четырьмя стенами за события минувшего дня, резко улетучилась. Голос миссис Фаэр был недружелюбным и натянутым до предела, казалось, еще немного и он лопнул бы с неподобающе громким звуком.
– Я совсем забыла предложить вам чай. Как раз только что поставила кипятиться чайник.
С таким голосом в пресловутый чай обычно подсыпали крысиную отраву или тараканьи лапки.
– Мисс Райлен?
– Дженни, просто Дженни, – весело отозвался их гость.
«Черт возьми, ЧЕРТ ТЕБЯ ВОЗЬМИ, когда говорят, что помогут разрешить проблемную ситуацию, то не делают так, не делают!»
Келен впопыхах стукнулась об угол тумбочки и дальше продолжила свой путь незаметно хромая.
От духов не так часто услышишь нечто дельное, но этот совет был одним из них. Келен успела выровнять дыхание до того, как зайти в гостиную – часть ее жилища, которая никогда не была ей домом.
Надежды на спасение не было: Дженни сидела в любимом кресле миссис Фаэр, проигнорировав специально отведенный для гостей диванчик. Выглядела она как-то голо и вяло, как обгрызанная ветром ветвь без листьев. До Келен не сразу дошло, в чем же дело, пока она не заметила, что сегодня Дженни явилась перед ней без своих безобразных летных очков. От этого ее голова казалась вдвое меньше обычного и непривычно гармонировала с остальными частями тела. Не могло не порадовать и то, что вместо тощей куртки и убитой жизнью майки, на ней неплотно, но вполне приемлемо сидел черный костюм. Запах леса начисто перебивался особо вонючими духами. Ее облик вполне соответствовал норме за исключением одного: на лице Дженни было написано такое выражение, будто бы перед ней с минуты на минуту должен был появиться огромный праздничный торт.
«Его роль, кажется, исполняю я».