– Нет, – на выдохе произнесла она, и почувствовала, насколько легче стало говорить после этого короткого слова. – Эти голоса, они мне надоели. Нет, они мне не нужны. Нет, я не желаю иметь с ними ничего общего. Послушайте, – Келен упорно боролась с собственным раздражением, – вы же знаете, как их прогнать. Скажите мне. Умоляю.
– Ты постоянно просишь меня только об этом, – слегка раздосадовано произнесла Дженни.
– Потому что это беспокоит меня больше всего! Мисс… – Келен опять забыла ее фамилию, – Дженни, поймите, мне ничего этого не надо. Я бы не стала вас беспокоить вовсе, только с этими духами мне житья нет. Я не хочу что-то делать среди…
В течение долгих месяцев Келен не чувствовала, чтобы ее что-то заботило по-настоящему, без самодельного притворства. А сейчас слова, которые обычно надо было вытаскивать из нее клещами, наперебой рвались наружу с такой скоростью, словно боялись, что в монологе для них не останется места. Но Дженни с ответом не спешила.
– С тобой сложно договориться, – наконец произнесла она.
Келен неуверенно сморщила нос. Такой хитроумной маскировки слова «твердолобый» она прежде не слышала.
– В этом году вообще много попадается упрямых – и все почему-то мне. Хорошо, – Дженни кивнула, и Келен, приободренная этим проблеском, распрямила сгорбленную спину. – Я знаю, как тебе помочь. Давай же закончим с этим поскорее, стирание памяти штука не слишком долгая.
Между ними повисла тишина. Келен смотрела на Дженни, как на больную.
– Что-что?
– По-другому у нас никак. – Дженни нимало не смутилась и пожала плечами. – Помимо пустого, как тебе кажется, веселья, здесь действует куча непреложных правил. Одно из них: как можно меньше людей непричастных должно знать об этом месте и о нашей деятельности. Людям все чуждое кажется чуть ли не апокалиптическим, представь, сколько шума поднимется, узнай они, что по всей Земле рыщет некое компанейское сборище с навязчивым желанием спасти их. Поэтому перед тобой два варианта: либо ты остаешься с нами, либо твои духи немножко работают с твоей головой.
Это была неслыханная подлость. Келен не за какие коврижки не намеревалась отдавать то, что по праву принадлежало ей. А предложение Дженни и вовсе расценивалось ею как личное оскорбление.
– Служить вам?! – повторила вслух Келен, начиная сатанеть. – Да вы вообще никто! Ноль, воздух, пустой звук! Без меня вы – теперь я в этом окончательно убеждена – ни на что не годны!
– Я вижу, у вас там небольшой разлад, – спокойно сказала Дженни. – Как насчет кое-какого договора?
Келен буквально физически ощутила, как духи нетерпеливо и жадно замерли, словно волки, почуявшие запах сырого мяса. Из-за этого у нее сильно зачесались мозги.
– Мы никого насильно к нам не тянем, и всем новичкам дается время на раздумья. Они приходят сюда, учатся всему, чему считают нужным, вникают в суть, а по окончании лета дают свой взвешенный ответ. Но тебе, Келен, я готова на некоторых собственных правах скостить этот срок. Если до первого летнего воскресенья ты не найдешь смысла в нашей жизни, то твои высокоуважаемые духи покинут тебя незамедлительно, без обид и недопонимания. Что скажете?
Келен стало крайне досадно, что обращалась Дженни скорее к духам, нежели к ней. Те, однако ж, призадумались.
– Да с какой стати мне терпеть от вас издевки больше половины года? – осведомилась Келен. – Вот вам теперь мое условие: либо вы ведете себя прилично, либо катитесь колбаской, без вас прекрасно обойдусь.