Руководство к Воскрешению: от А до Я

Над горизонтом, там, где море соединялось с облаками, вспыхнуло небо. По-осеннему бледная полоса казалась прохладной на ощупь и продолжала расти, пока полностью не вытеснила собой ночь и предрассветную дымку. Вслед за ней показалось солнце, ярко озарив крыши домов и узкие, виляющие вверх-вниз улицы Брайтона – самого счастливого города Британии. Здесь люди не пользовались гардинами и предпочитали спать с открытыми настежь окнами – соленый морской воздух и нежные солнечные лучи создавали ощущение, будто бы ты просыпаешься на пляже.

Впрочем, были и исключения. Одно из окон на втором этаже двухъярусного небольшого домика было наглухо запечатано плотными шторами. За ними спряталась спальня с бежевыми мягкими обоями, одноместной кроватью и перевороченным на ней одеялом, которое мерно поднималось и опускалось в такт дыханию спящего.

Солнце поднималось все выше и в комнате становилось душно: человек беспокойно замычал во сне, сбивая одеяло ногами. В этот же миг дом наполнился громкими, раздающимися с первого этажа возгласами:

– Келен, спускайся сейчас же! Восемь утра, ты уже опаздываешь!

До ушей слова долетали с опозданием. Больше всего на свете хотелось спать. Будильник на столе по-партизански молчал.

Послышались шаги, заскрипели деревянные ступеньки лестницы. Дверь комнаты распахнулась настежь, стукнувшись о стену, а на пороге в сумраке комнаты появилась худая высокая фигура.

– Неужели ты еще не проснулась?! – Звуки голоса обрушились на голову подобно цунами. – Немедленно вставай, лентяйка ты эдакая!

Спасительные шторы разъехались по бокам, впуская в комнату солнечные лучи. Они не заставили себя ждать и резво заскакали по лицу, кусаясь и щипаясь, заставляя морщиться и прятать глаза от их едкого присутствия. Над кроватью нависла женщина со строгим, некрасиво осунувшимся от ежедневного стресса лицом.

– Я встаю, мам.

Голос девочки не соответствовал отпечаткам подушки и следам засохших слюней на щеках. Он звучал сосредоточенно и собранно, как у солдата в армии.

– Пять минут. У тебя есть пять минут! Иначе всю следующую неделю будешь ночевать в школе!

По лбу прилетела легкая затрещина. Дверь хлопнула еще раз, заглушив причитания и ругательства. Келен, мокрая и липкая, осталась сидеть на кровати с ошалевшим от испуга лицом и бешено стучащим в груди сердцем. Она не могла сообразить, какой сегодня был день.

– Я сказала: быстрее шевелись! – вновь донесся снизу крик.

«Потом вспомню».

Только бы не злить ее, только бы не злить…

Келен подбежала к громоздкому шкафу, на ходу вытирая остатки слюней тыльной стороной ладони. Умыться уже не получится. Делать удавалось быстрее, чем думать, и через секунду вместо пижамы Келен натягивала на ноги темно-синие брюки, а через две – пыталась справиться с пуговицами на голубовато-белой рубашке.

«Пиджак, пиджак… Черт, да где же он».

Всё, не до того. Пройдясь пару раз по спутанным каштановым волосам расческой и нацепив на всю эту красоту потертый голубой ободок, Келен мельком взглянула на свое отражение.

«Какое уродство».

Она с отвращением потерла лоб, затем нос. По всей ее коже рассыпались мелкие рыжие точки и пятна, из-за них она выглядела замаранной, точно бы в грязи. Омерзительные веснушки захватили не только физиономию, но и все прочие участки тела, от плеч и локтей до коленных чашечек. Келен ненавидела их, ненавидела свое лицо, не носила короткого рукава и не позволяла себе долго находиться на солнце.

– Садись.

На стол перед Келен с сердитым бряканьем упала тарелка овсяной каши, щедро политой сверху клубничным джемом. Келен поджала губы. Клубничный джем она тоже ненавидела. Мелкие, как ее веснушки, зернышки застревали меж зубов и противно скрипели, а от приторного сахарного вкуса хотелось на стену лезть. Поэтому Келен незаметно переключилась на чай с тостами.

– Почему не ешь? – отрывисто спросила мать, не глядя на нее.

Да, незаметно не удалось. Никогда не удавалось. За обеденным столом они с миссис Фаэр всегда сидели только вдвоем.

– Не голодна.

– Значит, деньги на обед тебе тоже не нужны?

– Нужны, – тихо ответила Келен.

– Что, в школьной столовой кормят вкуснее, чем родная мать?

– Нет, – совсем тихо добавила Келен.

– Тогда не выделывайся и ешь. И прекрати кривить губы, от твоей рожи молоко в холодильнике скисает!

Келен не стала спорить и запустила ложку в жидковатую, успевшую капитально остыть, массу. Ее возражения никому не принесли бы пользы.

Из дома она вышла почти что с облегчением. Но ненадолго: теплый влажный воздух, наполненный запахом разлагающихся водорослей, забрался в ноздри, и ее затошнило. За пятнадцать лет своей жизни она так до конца и не привыкла к нему.

Келен жила на улице за несколько сот метров от автобусной остановки, с которой впервые в этом учебном году должна была отправиться в школу. Одинаковые двухэтажные дома окружали ее с обеих сторон, вдоль них тянулись крошечные газоны и гравиевые террасы. Кое-где пейзаж разбавляли машины, летние качели, столики или разбитые цветники. Келен смотрела на них бесцветным тусклым взором.