— По-моему, он свихнулся, — сказала однажды бабушка, — надо бы его опять сводить к психоневропатологу.
— Какая ты стала неумная. — Толик снисходительно усмехнулся. — Я просто выдающийся человек, а ты от зависти мне этого простить не можешь.
— Марш в угол, грубиян! — очень громко и очень рассерженно крикнул папа Юрий Анатольевич. — И не смей выходить оттуда, пока…
— Странный ты, папа, — недоуменно перебил его Толик. — Где ты слышал, скажи, пожалуйста, чтобы выдающихся людей ставили в угол?
— Зато я слышал о том, что иных выдающихся людей давным-давно пора выпороть!
— Мне стыдно за вас всех, — устало и с сожалением произнес Толик. — Вам бы радоваться за меня, а вы… — Он махнул рукой.
— Говорю я вам, что рехнулся парень! — авторитетно заявила бабушка.
— Какой ужас… — прошептала мама. — Два человека не могут справиться с воспитанием одного ребенка!.. У всех дети как дети, а у нас… кошмар! Я учительница, все мои силы уходят на воспитание чужих детей, а мое собственное чадо… кошмар!
— Смешно и грустно, — озабоченно сказан Толик и посоветовал: — Вы должны мной гордиться. Вы не должны сводить с меня восхищенных глаз. Вы должны обожать меня, умиляться мной. В этом ваше счастье.
Призадумались бедные родители и бабушка, пригорюнились. С очень огромной тоской вспоминали они те незабываемые дни, когда их Толик был обыкновенным ребенком.
А как-то ночью случилось такое немыслимое событие, что вся семья едва не угодила в больницу.
Часа в три ночи бабушка проснулась, потому что захотела пить. Она встала, сунула ноги в шлепанцы и случайно глянула на кровать, где спал внук.
Но вместо раздутого, шарообразного Толика, каким она уже привыкла его видеть в последнее время, лежал кто-то другой — худенький, совершенно нормальный мальчик.
Бабушка подошла поближе и вскрикнула. Перед ней лежал не кто-то другой, а именно ее внук Толик, но именно такой, каким он был до того, как раздулся от гордости.
— На помощь! — позвала бабушка. — Спасите! Помогите! — Она включила свет, взглянула на внука и крикнула еще громче: — Караул! Толенька, Толенька, ты ли это? — спрашивала она, плача от счастья и тормоша внука.
В комнату вбежали родители, застыли, изумленные и обрадованные.
Толик проснулся, сел, улыбнулся нормальной улыбкой, какой улыбался когда-то, но потом, видимо, вспомнил, что он выдающийся, нехорошо, с презрением к окружающим усмехнулся и стал быстро толстеть-надуваться.
Примерно за три с половиной минуты он достиг прежних размеров и спросил:
— Пришли полюбоваться мной? Молодцы. Любуйтесь. Вам это должно быть очень приятно.
Бабушка охнула, покачнулась, схватилась за сердце и упала в обморок. Не успел папа Юрий Анатольевич поймать ее в воздухе и уложить, как мама тоже охнула, тоже покачнулась, тоже схватилась за сердце и тоже упала в обморок — прямо на руки Юрию Анатольевичу.
— Это они от восторга, — объяснил Толик.
— С ума сойти можно, — сказал папа. — Можно… Можно сойти с ума…
— Не надо сходить с ума! — приказала, очнувшись, бабушка. — В больницу сходить надо! А то еще, чего доброго, лопнет!
Толик задремал и на глазах у всех — вконец перепуганных родителей и бабушки — начал быстро худеть. Ведь во сне-то он забывал, что является
ВЫДАЮЩИМСЯ ЧЕЛОВЕКОМ!
ГЛАВА №16
Шпиончик №14 — лучший из двадцати восьми штук — ненавидит рядового Батона, но назначается с ним на важное задание
БЫВШИЙ ГЕНЕРАЛ, А НЫНЕ РЯДОВОЙ БАТОН работал на площадке молодняка, следил вместе с другими дежурными за отрядом шпиончиков.
Даже когда он был генералом, он и то боялся сюда заглядывать: шпиончики слушались только плетки и полковника Шито-Крыто, а его, генерала, могли и обозвать как угодно, а если зазеваешься, то и ущипнуть.
А уж бывшему генералу они норовили сделать любую гадость — успевай отпрыгивать!
Шпиончики содержались в клетках из железных прутьев. Клетки стояли прямо на земле и никогда не чистились. С гигиеной тут дело было совсем неважно.
Целыми днями шпиончики дразнились, ругались, ссорились, ни минутки не молчали, ни минутки не сидели на месте: перевертывались через голову, ползали, бегали на четвереньках, раскачивались на руках, прыгали.
Кормили их раз в сутки непроваренной холодной кашей без масла, то недосоленной, то пересоленной, и когда разносили пищу, голодные шпиончики поднимали невообразимый писк-рев-вой-визг.
Пить им давали только один раз в сутки — по стакану тухлой воды из болота.
Имен у шпиончиков не было, они просто значились под номерами — двадцать восемь штук. А перед началом учебы в первом классе шпионской школы им давали клички, которые впоследствии становились фамилиями.
Пока же их учили только драться и ничему больше не учили. Дрались шпиончики два раза в день, а по субботам и воскресеньям — три раза.
Делалось это так. С клеток снимались висячие замки, и дежурный офицер с пистолетом в руке командовал:
— Приготовиться к драке!