Рука судьбы или Этюд о предопределенности

От нашего проводника мы узнали, что этот молодой человек уже некоторое время жил в окрестностях Эль-Карнака, держался отдельно от всех и ни с кем не разговаривал, если только обстоятельства не вынуждали его к этому. Ходили слухи, что он буквально все время, днем и ночью, рыскал по руинам. Его излюбленным пристанищем были Гробницы Царей, и здесь его обычно можно было найти. «Однако он смел и храбр, как лев», — продолжал проводник, а затем рассказал нам, как всего месяц назад этот человек бросился в Нил и спас туземную девочку, угодившую под гребное колесо парохода. «И все-таки, — тут проводник таинственно понизил голос, — есть одна вещь, которой англичанин боится». С этими словами он плавно изогнул руку и издал резкое шипение, и мы поняли, что незнакомец испытывал непреодолимый страх перед змеями.

Мы подошли ко входу в одну из больших усыпальниц, и старый профессор забыл обо всем в пылу работы. Как видно, мы случайно наткнулись на гробницу, точно соответствовавшую карте, которую он тщательно составил, и его старое лицо озарилось радостью и вновь помолодело при мысли о скором осуществлении одной из его любимых грез.

В минуты сильного волнения он обыкновенно доставал коротенькую немецкую трубку и тихонько напевал что-то себе под нос, протирая и полируя ее рукавом своего старомодного черного сюртука. На сей раз он до блеска отполировал чашу маленького ветерана, так что она сияла, как эбеновое дерево; я уверен, что рукав любого другого человека загорелся бы от такого прилежного трения. Профессор однажды с гордостью признался мне, что надевал этот сюртук на работу на протяжении последних двадцати лет. Ума не приложу, как выдержал сюртук подобную носку. С годами он приобрел ржаво-черный цвет и весь лоснился, но был очень чист: профессор обладал поразительной способностью в любых условиях выглядеть безупречно. Даже после долгого перехода по пустыне он оставался причесанным волосок к волоску, а безбородое лицо сверкало такой свежестью, словно он только что завершил утренний туалет. Он вечно посмеивался надо мной, говоря, что мне выпало «несчастье иметь на лице густую поросль», и радовался тому, что Провидение пощадило его. Думаю, он оплакивал бы каждые пять минут, потраченные на бритье, и не поскупился бы на проклятия в связи с этим вынужденным перерывом в работе.

Хотя ему уже исполнилось семьдесят лет, он был подвижен и проворен, как мальчишка. Правда, он носил очки, но вряд ли можно ожидать увидеть без очков какого-либо профессора и тем более столь знающего египтолога. Очки в золотой оправе — единственная дань роскоши — придавали его лицу выражение глубокой учености, которое, казалось, произвело должное впечатление даже на нашего арабского гида. Этот мошенник и не пытался угощать нас обычными выдумками и баснями, как принято обращаться здесь с туристами, а просто указывал на любопытные места и предметы длинным тощим пальцем и ждал объяснений профессора.

Мы бродили от склепа к склепу, пока, наконец, день не подошел к концу и мы не вернулись к себе в хижину.

Профессор был чрезвычайно доволен первым днем работы, но испытывал немалые подозрения в отношении сопровождавшего нас араба. Когда мы беседовали после скудного ужина, он перечислил множество сомнительных черточек в поведении гида. Особенно подозрительным показался моему спутнику один случай. Коридор в гробнице вывел нас к небольшой камере; профессор решил задержаться и повнимательней изучить ее устройство, после чего проводник вспылил и принялся возражать. Но, при всей своей хитрости, наш араб недооценил упорство человека, с которым ему предстояло иметь дело. Профессор фон Хеллер приехал в Фивы с целью нечто выяснить и найти, и никакие каменные стены и орды враждебных арабов не могли остановить ученого, твердо заключившего, что его обязанностью было продолжать исследования в интересах науки.

Однако он решил, что на следующий день мы пойдем в развалины без проводника — и предупредил меня перед сном, что необходимо запастись достаточным количеством спичек.

— Видите ли, — сказал он с улыбкой, — когда самостоятельный турист отказывается от услуг местных гидов, эти хитрые собаки, как правило, ползут за ним в темноте и задувают его факел в самой запутанной части склепа, считая, что несчастный, проведя ночь в обществе мумий, будет только рад в следующий раз обратиться к проводникам.

ГЛАВА II

Не успел забрезжить рассвет, как профессор, уже одетый, разбудил меня и тихо, но настойчиво заявил, что пора вставать. Лениво и сонно я подчинился. Пока я одевался, мое внимание привлекли голоса двух мужчин, полушепотом говоривших по-арабски за окном. В одном я узнал нашего вчерашнего проводника, а в другом — араба-слугу, который, я готов был поклясться, был занят в эту минуту приготовлением завтрака. Что-то в голосе проводника — хоть я и не понимал ни слова из того, что он говорил, — внушило мне мысль, что предметом разговора были я и мой спутник.