Под грохот лап и хор звериного рева грянула автоматная очередь, яростный вопль стрелка, очередь заглохла, за ней пара одиночных выстрелов. Отчаянный мат удаляется вправо.
Зато слева растет стадный топот, некрополь начал трястись, с каменной пробки входа осыпаются камушки, плиты выпячиваются, кладка рискует обрушиться и разоблачить убежище.
Что за монстры? Судя по реву, волкоршуны, но топот грузный, будто стадо слонов…
Грохот постепенно стихает, удаляться туда же, где исчезли голоса людей. Кладка выдержала, хоть и перекосило ее страшно. Я уронил голову на грудь, со лба сорвались капли. Палец с предохранителя убрался.
– Кажись, пронесло…
Я покосился на Бориса, улыбнулся его невозмутимости, тот как раз доел сыр, облизывает лапки, умывается.
Сзади звякнуло.
Я резко обернулся в широкой боевой стойке, штык плазмы вперед. Но секундами позже выпрямляюсь, беззлобный плевок под ноги. Усмешка.
Детеныш забрался на алтарь, его привлек кусок сырого мяса, тому не нашлось места на вертеле, и детеныш, пока грыз, опрокинул металлический бокал с квасом.
Я поднял с пола дробовик, усталые шаги к алтарю.
Этого непоседу надо согнать, только так, чтобы не перевернул остальное.
– Борис, напусти на него сонливость, – попросил я смыша.
Но тут…
Я замер.
Алтарь… начал светиться! Аура синевато-белого света окружила его по контурам. Так же засиял и склеп. Крыша, колонны, дверь, стены, письмена на стальных поверхностях…
Свет отслоился от букв, призрачные символы плывут к алтарю, окружают детеныша, он внутри красивого вихря, озирается настороженно. А зубы не выпускают мясо, угрожающее ворчание, мол, не отдам…
Воздух наполнился многоголосным шепотом:
«Невинное дитя… Дитя, невинное дитя… Невинное!..»
Голоса, мужские и женские, накладываются друг на друга, кто-то шепчет смешливо, кто-то с благоговейным трепетом, а я пытаюсь сообразить, что, Арх подери, происходит…
– Елки зеленые…
Схватился бы за голову, но ладонь занята дробовиком. Я приложил ко лбу ружейное цевье.
В тексте на склепе читал, что мятежного принца пробудит от вечного сна невинный ребенок. Но не было речи, что ребенок должен быть непременно человеческий. А что до невинности, так для такой кровожадины, как бронтера, детеныш еще вполне себе невинный.
Маленькая причина перемен выпрыгнула из вихря символов, с мясом в зубах, пол принял не очень удачно, «невинное дитя» перекатилось колесиком пару раз, но добычу удержало, зверька спрятала в себе грибница погребальных урн.
Вихрь набрал обороты, строчки букв слились в конус яркого света. Этот сгусток энергии метнулся к двери склепа, мгновенно в нее впитался.
Дверь, щелкнув, с тяжелым гулом поползла вниз.
Я нажал-таки на предохранитель плазмы. Реактор сердито загудел, на счетчике зарядов стартовал бег цифр.
– Кажется, одним безопасным убежищем стало меньше.
Глава 3
Прямоугольное горло прохода медленно открывается, мрак внутри непроглядный…
Стальная плита двери поравнялась с полом верхней гранью, щелкнуло, и гул стих.
Крадусь вперед. В руке дробовик, в другой – плазма.
Нет, все-таки не так я крут, чтобы воевать парой двуручных пушек сразу. Что выбрать? Плазма мощнее, но в тесном склепе есть риск подорвать и себя.
Тогда плазму за спину, дробовик в ладони.
И тут… все предметы на алтаре плавно взлетели. Будто в космосе. Салат, миска, кубок, палочки с шашлыком, капли разлитого кваса, хлебные крошки, угольки… Все закружилось в невесомости над алтарем, излучает то же сияние, что алтарь и склеп, а затем…
– Эй! – возмутился я.
Кухонная утварь и ее съестное содержимое начали разматываться на голубые ленты энергии. А те расщепляются на такого же цвета искры. Они сливаются в шар, его частицы летают плотным роем вокруг некого центра.
Эта голубая звезда метнулась к входу в склеп, тьма ее поглотила, шар растворился где-то в ней.
Алтарь опустел.
Потрясенный наглостью, открываю рот, как рыба на берегу.
– Ах ты… скотина! Да я… не жрал с утра!
Я усадил дробовик под плащ, сдернул со спины плазму, благо разогревать не надо, сама просит в кого-нибудь плюнуть. Потерпи, милая, есть для тебя один древний мятежный кандидат, позабывший за тысячу лет приличные манеры…
Я разбежался, прыжок через алтарь, ступеньки помоста бросили меня в темноту склепа, ее вспорол отблеск штыка.
Сфера энергии, в которую превратилась моя еда и посуда, как раз заканчивает поглощаться огромным кристаллом цвета ясного неба. Камень всажен в дальнюю стену, светится живой силой, как только что пообедавший мальчишка.
Без церемоний я пальнул в кристалл.
К моему злому изумлению, красная комета, пущенная из плазмы, не только не причинила камню вреда, но и впиталась в него, подобно прочей энергетической закуске.
Кристалл перекрашивается в кровавый.
Светлеет до розового.
Возвращает голубой цвет.
Руки от досады повисли, кончик штыка лязгнул о сталь пола, я сплюнул.
«Злость… плохо».
Это Борис. Его ментальная волна остудила раскаленный утес моего мозга. Я только сейчас обнаружил, что смыша на плече нет. Я забеспокоился, будто не хватает части тела, но в следующий миг вспышка, и Борис опять на плече.
Мне полегчало.