Руина, Мазепа, Мазепинцы

По приговору этой рады, Дорошенко написал в Белую-Церковь

польскому коменданту, чтобы ляхи уходили в Польшу. Такое

требование не было исполнено: поляки в Белой-Церкви не чувствовали

себя настолько слабыми, чтобы послушаться первого приглашения-

напротив, после того они стали гонять на работу белоцерковских

мещан и поселян делать земляной город “и даже самих Козаков

посылали на работу. Дорошенко хотел залучить на свою сторону

Запорожскую Сечь, подущал запорожцев домогаться вывода царских

ратных людей из Кодака. Опасение попыток Дорошенка подчинить

своей власти левобережную Украину побудило московское

правительство обязывать приезжающих с правой стороны Днепра на

левую по торговым делам записываться и проживать в

малороссийских городах царской державы не иначе, как на устроенных для

того съезжих дворах, которыми заведовали приставленные от воевод

дворяне из великороссиян. Стали даже недружелюбно смотреть на

существование в Киеве школ. Царский указ того времени гласил, что лучше было бы школ в Киеве не заводить, но Шереметев писал, что нельзя переводить киевских школ в иное место, потому что

киевляне почтут себе то в великое .оскорбление. Тогда дозволено было

в этих школах учиться только подданным царя, из неприятельских

же сторон отнюдь никого не принимать.

Печальное положение правобережной Украины подвигало

жителей покидать свое отечество. За прошлогоднею войною во многих

селениях не сеяли и не пахали полей, с наступлением зимы

настала дороговизна и великая скудость. Поселяне толпами уходили

или в Запорожье, или на левую сторону Днепра и уже не

возвращались назад, а выискивали себе иное новоселье. В июне 1666

г. Бруховецкий доносил государю, что с правой стороны Днепра

бегут люди с семьями для поселения под высокою державою

московского государя, спасаясь от великого голода. <Хотя, -

выражался гетман, - властолюбцы не позволяют им переселяться, но

не могут удержать, потому что никому не хочется помирать

голодною смертью>. Переселенцы говорили, что им совершенно

невозможно жить на правой стороне Днепра, потому что поляки, хотя их было тогда там и немного, грабят, разоряют и ругаются

над ними.

Но и в крае, управляемом Бруховецким, и после возвращения

его из Москвы, как до его поездки туда, не было внутреннего

довольства. Ненависть к гетману росла по мере утверждения его

74

власти. В обращении с подчиненными он стал теперь груб, надменен. Приход к нему тяжек, - говорили про него козаки. Лукав

он был и лжив; ни в чем нельзя было на него положиться, никак

невозможно было к нему примениться: сегодня он к человеку добр

и милостив, а завтра придерется, поколотит, закует в кандалы, забьет в колодки, или, что казалось всего страшнее, в Москву

зашлет. Козакам не нравилось до омерзения и его боярство, и

возведение в дворянское достоинство старшин и полковников. <У

нас - твердили они - с предков бояр и дворян не бывало, все

мы равны, а он заводит новый образец, и вольности наши от нас

отходят>. Недовольство против, гетмана питалось и поддерживалось

.поборами, а их тягость увеличивалась от наглости и алчности

доверенных от гетмана особ. В некоторых местах недовольные

говорили: <убежим в Запорожье; за нами из разных городов и

местечек стекутся люди в Запорожье, а оттуда пойдем все на гетмана

и скинем его с гетманства>. Еще не успели в Малороссию

съехаться все воеводы с ратными людьми, а уже неприязнь и к ним

стала высказываться голосно. Козаки называли великороссиян

злодеями и жидами; полковники, рассердившись, не стеснялись

перед великороссийскими начальными людьми и говорили такие

угрожающие слова: <вот козаки заведут гиль (мятеж) и вас всех

отсюда погонят>. Те козацкие старшины, которые получили

дворянское достоинство, не только не смели чваниться им, но должны

были, притворяться перед козацкою громадою, что не дорожат но-

воприобретенным саном. Переяславский полковник Ермолаенко

твердил: <мне дворянство не надобно; я по-старому козак>.

Замечал он, что пожалованный ему Домонтов приносит мало доходу, но при этом прибавлял: мне взять с них нечего, да мне и не

надо: у нас с предков того не повелось, чтоб жаловали нам

владенья. Этот человек перед воеводою Переяславским Вердеревским

упрекал гетмана за корыстолюбие, жаловался, что из ратуши ему

надобно все доставлять, что он прикажет. Но сам полковник не

изъят был от жадности. По известию Вердеревского, во всем

Переяславском полку ему и его полковым старшинам, шла десятая

рыба с рыбных промышленников, а из ратуши, по всяк день, вино, пиво, мед и всякий харч. Вердеревский доносил, что

замечает в переяславском’полковнике признаки шатости,-а

Ермолаенко Бруховецкому писал доносы и на переяславцев, и на

Вердеревского. Гетман перед царским дьякОхМ Евстратом Фроловым

так описывал вообще малороссиян: <Мне Ермолаенко доносит, что

в Перёяславе выростает злой умысел на смуту от каких-то

своевольных людей, которые до бунтов и до шарпанины охочи, работать и землю пахать и собою жить ленивы, а это все идет из

Запорожья. Я.крепко тому’запобегаю, чтоб огонь далее не

разгорелся, но уразумеваю, что такие голоса проявляют козаки оттого, 75