недоволен и теми, с которыми вел эти сношения, так как ему стало
известно, что между поляками распространялись уже слухи о его
склонности передаться на шведскую сторону. Эти слухи исходили
от самого Станислава, и был большой повод порицать последнего
за недостаток скрытности. Но раскаяние Мазепы скоро прошло, когда он, с одной стороны, получал от Головкина и от самого
царя милостивые обнадеживания, что клеветникам не будет дано
веры, а с другой - между своими старшинами замечал такое
настроение, которое могло ободрить его замыслы. Еще он не
открывал тайны никому, кроме Орлика, а уже обозный Ломиковский
и полковники: прилуцкий Горленко, миргородский Апостол и лу-
бенский Зеленский в разговорах с ним стали скорбеть о нару-
1 <…Виделем его Мазепу великою боязнию одержимого и в словах
кающегося того своего начинания>. (Письмо Орлика.) 629
шении москалями войсковых прав и заявлять желание
воспользоваться текущими военными обстоятельствами, чтоб утвердить
целость козачества и полную независимость всей Украины; выходило, что они сами предлагали то, что уже давно обдумывал
Мазепа. Но гетман не только с первого раза им не поддавался, а, испытывая искренность их, спорил с ними, доводил их до того, что они горячились и уверяли в своем доброжелательстве, в
готовности не отступать от своего вождя и региментаря в случае
самого наибольшего несчастия; и довел их Мазепа до того, что
они стали принуждать его сойтись со шведами, твердя, что
надобно ему промышлять о пользе всего края. Тогда Мазепа мало-
помалу стал показывать вид, будто начинает колебаться и
поддается их доводам и обещаниям, и они, обрадовавшись, просили
дать им клятвенное обещание в верности, а они дадут ему
подобное от себя. <Напишите сами, - сказал Мазепа, - как знаете, а я буду поступать, как вы велите>. Обозный Ломиковский
написал и подал Мазепе вместе с другими’ единомышленниками.
Мазепа взял написанное, держал у себя, кое-что исправил, потом
позвал всех к себе. Подали крест и Евангелие. Сначала они
целовали то и другое и произнесли присягу, потом также присягнул
и он перед всеми. В этой присяге положили, по соображению
обстоятельств, передаться на сторону Карла и Станислава и
помогать им против московского царя с тем, чтобы при заключении
мира Украина была признана вполне независимою страною. И
так выходило, будто все это дело исходит от старшин, которые к
нему понуждают гетмана, тогда как, собственно, старшины, сами
того не зная, исполняли давнее предрешенное желание своего
гетмана и были его слепыми орудиями. Вот в силу такого согласия
со старшинами гетман так упорно отстаивал миргородского
полковника, запутавшегося в кочубеевское дело.
После обоюдной присяги, данной гетманом четырем лицам и
обратно последними гетману, мысль об отложении от царя стала
распространяться между другими генеральными старшинами, полковниками и войсковыми товарищами. Таким образом, сам
собою формировался заговор. Орлик говорит, что ему еще раз в
эту пору приходила в голову мысль, чрез посредство подьячего, состоявшего при войсковой канцелярии для изучения
малороссийского языка, сообщить тайно Меншикову, что по поводу доноса
Кочубея гетман находится в боязни и опасении, а между
генеральными старшинами и полковниками возникает ропот за обиды
великороссиян и за нарушения войсковых прав; по этой причине
нехудо было бы прислать от царя знатную особу, чтоб отобрать
присягу в верности царю от гетмана, от всех старшин, полковников и сотников. <Этим способом, - говорит Орлик, - я
намеревался прервать Мазепины замыслы, отвратить от них старшин
630
и между тем исполнить это без повреждения своей совести и
присяги>. Нам непонятно, что, собственно, могло произвести
хорошего это намерение Орлика. Если Мазепа и его соумышленники
уже твердо задумали сделать крутой поворот в таком политическом
деле, то едва ли остановила бы их эта присяга, тем более, когда
гетман, уже при самом своем избрании, был связан ею. Орлик
далее говорит, что, когда пришло известие о том, что Кочубея и
Искру пришлют к гетману для казни, он оставил свое намерение
делать сообщение Меншикову, памятуя совет латинского поэта -
научаться осторожности из чужой беды1.
Тогда как Мазепа вел у себя дело так, будто не он
малороссиян, а малороссияне его увлекают отступать от царя ради
независимости Украины, - его тайный агент, старшинам, как
видно, неизвестный, низложенный болгарский архиерей, переезжавший от Мазепы к царским неприятелям и обратно от
них к Мазепе, заключил по воле Мазепы тайный договор с Карлом
и Станиславом. С первым условия были временные и касались
только военных действий. Мазепа просил Карла вступить в
Украину с своим победоносным войском и освободить Козаков от
московской тирании. В этих видах он обязывался передать шведам
для зимних квартир укрепленные места в Северщине: Стародуб, Мглин, Новгород-Северск и другие города, причислявшиеся
прежде к Великому княжеству Литовскому. Гетман обязывался
доставлять из Украины провиант для расставленных там шведских
войск. Кроме того, он обещал склонить на сторону шведов донских
Козаков, которые так же, как и малороссийские, недовольны царем