Руина, Мазепа, Мазепинцы

сдать Мазепе, как гетману всего войска запорожского, знаки

гетманского достоинства, некогда данные ему, Самусю, от польского

короля. Вслед за ним туда же приехал корсунский полковник

Искра с такою же покорностью и говорил: <Мы с поляками не можем

ужиться! Не знаем, где нам и деться,- если не будем приняты от

православного монарха и от гетмана обеих сторон Днепра>. С

царского разрешения гетман 24 января принял от Самуся гетманские

клейноты в Нежине. Тогда к Палею опять была послана царская

грамота об отдаче белоцерковской <фортеции> польскому королю -

союзнику царя; при этом Палею грозили, что если так не станется, то Белую Церковь возьмут и займут великороссийские и

малороссийские войска, хотя бы и силою, и потом она будет отдана

полякам. Мазепа сообщал в приказ, что Палеев полковой обозный Цы-

ганчук, приезжавший к гетману со свадебным платком по случаю

брака Палеева пасынка с дочерью киевского мещанина, говорил, что Палей сносится с Любомирскими и получает от них подарки, а в то время Любомирских подозревали в нерасположении к королю

Августу и в склонности к шведской стороне. <Не лучше ли будет, -

писал Мазепа Головину, - если я зазову Палея куда-нибудь

хитростью и задержу, пока состоится указ царский о взятии Белой

Церкви и об отдаче ее ляхам? Иначе, если Палей самовольно

сойдется с ляхами, то добра от этого не будет. Через людей нашей

породы они на сей бок огонь вскинут>.

После того как не стало на правой стороне Самуся и Искры, Палей остался там единственным борцом за козачество; приобретал

еще более веса и славы в народе и казался гетману немил и опасен

еще более, чем прежде. Мазепу давно уже обвиняли в наклонности

отдать Украину Польше; и теперь еще (в конце !703 года) прислан

был в Батурин из Москвы человек, явившийся с доносом на

гетмана, будто он сносится со сторонниками шведского короля в Польше; но царь не верил никаким доносителям и прямо отсылал их к

гетману. Теперь Мазепа, в свою очередь, употреблял перед

правительством такое орудие и обвинял в подобной наклонности к польской

стороне тех, кого в данное время невзлюбливал. И вот относительно

Палея он указывал, что этот человек своим влиянием может

склонить малороссийский народ на польскую сторону. <Поляки, -

писал Мазепа, - хотят выбрать себе в короли сына Собеского и

начать войну с Россиею. Наш народ глуп и непостоянен; он как раз

прельстится: он не знает польского поведения, не рассудит о своем

упадке и о вечной утрате отчизны, особенно когда будут

производить смуту запорожцы. Пусть великий государь не слишком дает

веру малороссийскому народу, пусть изволит, не отлагая, прислать

в Украину доброе войско из солдат храбрых и обученных, чтоб дер-

542

жать народ малороссийский в послушании и верном подданстве.

Нужно, однако, с нашим народом обращаться человеколюбиво и

ласково, потому что если такой свободолюбивый, но простой народ

озлобить, то уже потом трудно будет суровостью приводить его к

верности. Я, гетман и кавалер, хочу служить верно до конца живота

моего его царскому пресветлому величеству, как обещал перед

святым Евангелием, и непрестанно пекусь о содержании Украины без

поколебания, но имею о том сердечную печаль, что поляки, как есть

неистовые, неправдивые и злостные люди, меня, гетмана, во весь

свет поносят, а паче всего пред царрким престолом злословят и

нарекают на меня неудобоносимые дела>. В то же время гетман

взводил подозрение в измене на стародубского полковника

Миклашевского, в том, будто он вел тайные сношения с литовским паном

Коцелом и последний сообщал Миклашевскому, что если у поляков

состоится мир со шведами, то поляки приблизятся к границам

Московской державы и заставят царя уступить Польше Украину; тогда

украинская вольность будет такова же, какова польская и

литовская: сколько сенаторов из Короны и Литвы, столько же будет и из

Украины, и все козаки вольностью и шляхетским достоинством

одарены будут. Миклашевский, преданный войсковому суду, отрицал, чтобы слышал подобные внушения, но за самовольные сношения с

Коцелом без ведома гетмана был отставлен от полковничьего уряда, однако вскоре обратно получил его, примирившись с гетманом.

Трудно решить, в какой степени был виноват Миклашевский,: но

надобно принимать во внимание то, что малороссийских старшин

соблазняла не совсем еще забытая, хотя и неудавшаяся попытка

Выговского образовать из Украины автономное политическое тело

под единою федеративною властью с Польшею. Гетман Мазепа в

душе более чем все старшины сочувствовал этой мысли, но по

обстоятельствам не находил еще современным и удобным для своих

выгод -показывать такое сочувствие, а потому и выдал

Миклашевского.

Но с Миклашевским гетман мог помириться, а с Палеем ни за

что, потому что Палей был в народе руководителем совершенно

иного стремления, такого, при котором не было места какому бы то ни

было соединению с Польшею. Мазепа в конце марта 1704 года

писал Головину, что необходимо выманить Палея из Белой Церкви и, заковавши, отправить в Батурин, иначе малороссийскому краю

угрожает большое зло и поляки чрез Палея найдут себе опору в