Читаем Руфь полностью

Крупные слезы покатились из глаз Руфи — она не могла их удержать, да как их удержишь?

— Мы были тогда счастливы, — продолжал он более уверенно, увидев, что она смягчается, и решив, что она по-прежнему его любит. — Неужели же это счастье уже никогда не вернется?..

Он продолжал говорить быстро, спеша высказать ей все свои предложения прежде, чем она полностью поймет их значение.

— Если бы вы согласились, Леонард остался бы с вами. Он обучался бы, где и как вы пожелаете. Вы с ним получали бы столько денег, сколько вам угодно было бы назначить… Если б только, Руфь… если б только могли вернуться те счастливые дни.

Руфь заговорила:

— Я сказала, что была счастлива, поскольку я молила Бога защитить меня и помочь мне, и я не осмеливаюсь лгать перед Ним. Да, я была счастлива. Но стоит ли счастье или горе того, чтобы нам говорить о них теперь?

Мистер Донн смотрел на нее, когда Руфь произносила эти слова, и думал, не помешалась ли она, — так странны и бессвязны казались ему эти слова.

— Я не смею думать о счастье, и я не должна предвкушать горя. Господь привел меня сюда не для того, чтобы заботиться об этих вещах.

— Моя милая Руфь, успокойтесь! Никто вас не торопит с ответом на мой вопрос.

— Какой вопрос? — спросила Руфь.

— Я так люблю вас, я не могу жить без вас! Я предлагаю вам мое сердце, мою жизнь! Предлагаю поместить Леонарда, куда вы только пожелаете. Я имею средства и возможность продвинуть его на любом пути, какой вы изберете. Всякого, кто принимал в вас участие, я вознагражу с благодарностью, превышающей вашу собственную. Если вы подскажете мне, что еще могу я сделать, я сделаю…

— Выслушайте меня, — проговорила Руфь, поняв наконец, в чем состояло его предложение. — Когда я говорила, что была счастлива с вами тогда, давно, я сгорала от стыда. Наверное, все оправдания тут тщетны и лживы. Я была очень молода и не знала, до какой степени такая жизнь противна чистой и святой Божьей воле, — по крайней мере, я не знала этого так, как знаю теперь. Скажу вам как на духу: с тех самых пор и по сей день я ношу на совести пятно, заставляющее меня презирать саму себя и завидовать всем, кто чист и непорочен. Это пятно отдаляет меня и от моего ребенка, и от мистера Бенсона, и от его сестры, и от невинных девочек, которых я учу. Оно отдаляет меня даже от самого Бога. То, что я сделала тогда, было совершено по неведению — в отличие от того, что я сделала бы, если бы послушала вас сейчас.

Она была так взволнованна, что закрыла лицо обеими руками и зарыдала, перестав сдерживать себя. Потом, отняв руки, взглянула на него с разгоревшимся лицом своими прекрасными, чистыми, влажными глазами и попыталась заговорить спокойнее. Руфь спросила, нужно ли ей еще оставаться? Она бы давно ушла, если б не мысль о Леонарде и не желание выслушать то, что хотел сказать его отец. Он вновь был поражен ее красотой, но при этом мало понимал ее. Мистер Донн воображал, будто стоило только получше упросить, и Руфь согласится на то, чего ему хотелось, — теперь в ее манере говорить не было и следа так мешавших ему прежде гнева и досады. Глубокое раскаяние, высказанное ею, мистер Донн принял за обычную стыдливость, с которой рассчитывал легко справиться.

— Мне еще многое надо вам сказать. Я не высказал и половины. Не могу выразить, как нежно я буду любить вас… Как нежно я люблю вас… Как всю мою жизнь посвящу выполнению ваших желаний… Я понимаю, деньги вас не пленяют, но…

— Мистер Беллингам! Я не намерена больше оставаться и выслушивать подобные вещи. Я согрешила, но не вам…

Она не могла больше говорить, вздрагивая от сдерживаемых рыданий. Мистер Донн попытался успокоить Руфь и приобнял ее за плечо, но она резким движением сбросила его руку и отступила.

— Руфь, — проговорил он, обиженный этим движением, — я начинаю думать, что вы никогда не любили меня!

— Я?! Я никогда не любила вас?! И вы смеете это говорить?..

Глаза ее сверкали, лицо выражало презрение.

— Почему же вы отталкиваете меня? — спросил он, в свою очередь теряя терпение.

— Я пришла сюда не для того, чтобы со мной говорили таким образом, — отвечала она. — Я пришла, чтобы, если возможно, принести пользу Леонарду. Ради него я перенесла бы не одно унижение, но от вас мне их достаточно!..

— И вы не боитесь бросать мне вызов? — спросил он. — Разве вы не знаете, до какой степени вы в моей власти?

Руфь промолчала. Ей хотелось уйти, но она боялась, что он последует за ней туда, где ей стало бы опаснее, чем здесь. Она взглянула в сторону рыбацких сетей: прилив отходил все дальше и черные столбы, к которым крепились сети, поднимались из воды.

Мистер Донн заметил смущение Руфи и снова взял ее за плечи. Она стояла неподвижно, крепко сжав руки.

— Попросите меня отпустить вас, — сказал он. — Я отпущу, только попросите.

Он говорил голосом страстным и решительным. Руфь не ожидала такой горячности. Он сжал ее так больно, что она чуть не вскрикнула, но сумела сдержаться и осталась недвижной и безмолвной.

— Попросите же меня! — повторил он, слегка встряхнув ее.

Она не ответила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги