В декабре 2001 года во время одного из лондонских аукционов
В 1995 году Давид Льюэллин, отвечавший за лондонский аукцион, признался: «Из всех мест, где мне приходилось оценивать имущество после смерти владельца, именно в доме Нуреева у меня было очень сильное ощущение, что хозяин может вернуться с минуты на минуту».
Конечно, логика требовала, чтобы в квартире танцовщика было устроено «мемориальное место», как говорил сам Рудольф. «Мемориальное место» относится к числу его последних пожеланий, но без указания конкретного адреса. Квартира на набережной Вольтера более, чем другие, была пронизана его присутствием. Но как только из комнат была изъята обстановка, квартира уже больше не имела того шарма, а значит, не было и оснований сохранять ее.
В конце девяностых, когда проходил аукцион, многие представители артистического мира возмущались, видя, как с попустительства фондов разбазариваются предметы огромной важности, связанные с Нуреевым. Многие считали, что редкие костюмы и фотографии нельзя было выставлять на торги. Андре Ларкье, бывший администратор Парижской оперы, которому Нуреев поручал создание «мемориального места», был возмущен, увидев, что в активах не осталось ничего, что можно было бы увековечить. Правда, еще до начала американского аукциона ему предложили участвовать в выборе предметов, подлежащих снятию с торгов. Таким образом удалось сохранить несколько костюмов, восточных шалей, кимоно и килимов, которые он так любил, кое-какие книги, партитуры и фотографии. Но и за эти вещи пришлось раскошеливаться. Абсурдным было и то, что некоторые лоты фонды покупали у самих себя.
Когда наконец через два года немногочисленные вещи Нуреева появились в музее истории Парижа (музей Карнавале), все подумали, что это и будет столь ожидаемое «мемориальное место» великого танцовщика. Но из-за разногласий между фондами проект так и не был осуществлен. В результате некоторые ткани, хранившиеся годами – за неимением лучшего – в подвалах музея Карнавале, подверглись гниению и были сожжены. Остальное перевезли в Англию, в частности в Бат, где знаменитый Музей костюма в 2006–2007 годах организовал прекрасную выставку.
Чрезмерная осторожность фондов вызвала недовольство еще одного человека – доктора Канези, которому танцовщик поручил наблюдать за медицинскими исследованиями в области СПИДа. Бывший врач Рудольфа предложил некоторые меры по оказанию помощи больным танцовщикам. Однако его предложения показались руководителям фондами неубедительными. Тем не менее европейский фонд согласился создать англо-французский сайт в Интернете, касающийся различных медицинских проблем, с которыми сталкиваются танцовщики19.
Когда Нуреев создавал фонды, он, по сути, делегировал другим людям те задачи, которые мог бы решать сам, если бы его жизнь продолжалась и позволила бы этим заняться. Гордился бы он посмертными акциями фондов? И да, и нет. Да – потому что кое-что делается, нет – потому что сделано слишком мало.
RNDF проводит политику поддержки молодых танцовщиков и балетных компаний на территории США20. Нуреев хотел, чтобы помощь оказывалась тем компаниям, с которыми он любил работать. RNDF финансировал многие балетные труппы, в программе которых были произведения, ранее исполнявшиеся Рудольфом. Это компании Пола Тейлора, Марты Грэхем, Хосе Лимона, Элвина Николаиса,
Американский фонд также помог переводу на английский язык двух русских книг о Рудольфе Нурееве21.
В Европе, где балетные труппы в большинстве своем финансируются государством, фонд Рудольфа Нуреева (BPF) также выделяет стипендии молодым танцовщикам (предпочтительно русским), проводит политику «плодотворного хореографического обмена между востоком и западом Европы», а также знакомит публику с творчеством выдающегося танцовщика и хореографа.